Впрочем, предпочитать люди могли что угодно, особого выбора у них в любом случае не было. Помимо пивоварни в Ключах местных конкурентов у меня не имелось, торговцы же связываться с пивом не любили и везли водку. А в последнее время так и вовсе спирт, который разбавляли до нужной кондиции уже на месте.
Я принёс Смирнову его пиво, забрал пустой бокал и спросил:
— Что‑то ещё?
Лысоватый невзрачный дядька в заляпанном масляными пятнами камуфляже покачал головой и полез в карман за кошельком.
— Остаток на мой счёт запиши, — попросил он, выкладывая на стол золотую пятирублёвку царской ещё чеканки.
Я забрал монетку, кинул её в кассу и сделал отметку об остатке в гроссбухе. К постоянным клиентам мы относились со всем почтением, а Смирнов мало того, что был завсегдатаем, так ещё периодически вёл дела с Николаем Гордеевым. Нужный человек.
Заглянул Иван, спросил:
— Дядь Слав, может, пока чан почистить?
— Иди, — разрешил я, а сам, пользуясь отсутствием клиентов, заглянул на кухню и попросил повариху сварить порцию пельменей. С самого утра маковой росинки во рту не было.
Смирнов вскоре допил пиво и ушёл, за окном рыкнул и постепенно затих двигатель его рыдвана. Бар опустел.
Всё, у меня обеденный перерыв. До вечера вряд ли кто зайдёт, если только заказ забрать.
Я задумался, не выпить ли пива, но вместо этого достал термос и налил чая. Тётя Маша принесла тарелку с пельменями и пару ломтей свежего хлеба, как раз и перекусил. Потом подошёл к окну, взглянул через изморось на улицу и поёжился.
На душе было неспокойно.
Всякому посреднику прекрасно известно, что не стоит держать у себя «горячий» товар, и Платон с неожиданным изменением планов изрядно спутал мне карты. Это напрягало.
Я взял оставленные Иваном на стойке ключи от машины, снял с вешалки куртку и заглянул на кухню:
— Мария, покараулите, пока Ваня в подвале возится? Мне по делам отъехать надо.
— Конечно, конечно! — согласилась помочь хлопотавшая у плиты тётенька лет пятидесяти. — Не беспокойся, Слава.
Я накинул на голову капюшон, вышел на улицу, но сразу вернулся и прихватил из‑под стойки «Шершень». Потом завёл не успевший остыть УАЗ и покатил в банк.
На этот раз на Красном проспекте повернул налево; за домами вспыхнули лучами заходящего солнца далёкие купола церкви и окна «Тополей», сверкнул огнями и почти сразу остался позади аляповатый фасад клуба «Ширли–Муры».
На следующем перекрёстке я сбросил скорость до минимума, но и так автомобиль протащило по слегка присыпанной снежком ледяной корке, и выстроившиеся к колонке с питьевой водой люди с канистрами и флягами в тележках проводили меня неодобрительными взглядами.
Дальше по правую руку возникло пустое пространство площади Павших с бетонным монументом посередине, по левую — запестрели на стенах разделённых на конторы и офисы пятиэтажек объявления и броские вывески. «Ловец удачи», «Крупы», «Сауны Тимура», «Лунные травы», «Амулеты и талисманы», «Стоматология «Белый клык», «ЧОП «Шестерня».
Время от времени меж пятиэтажек и во дворах мелькали двухэтажные особняки, а потом я оставил позади небольшой блошиный рынок, пересек Кривую и поехал вдоль ограды «Морга» — элитного доходного дома. Здание ещё дореволюционной постройки казалось слегка смазанным из‑за накрывавшей его магической защиты.
Не доезжая до Торгового угла, я припарковал УАЗ перед пятиэтажкой с вывеской «Центральный городской банк»; перед входом стоял рекламный щит: «Сейфовые ячейки, векселя, депозиты».
Заперев кабину, я прошёл в банк и депонировал в кассе накопившиеся за неделю чеки. Потом заглянул в кабинет к управляющему и выразил желание получить доступ к своей ячейке.
— Господин Хмелев! — расплылся в улыбке банкир. — Одну минуту!
Он вызвал служащего, и тот повёл меня в подвал.
— Так и не получили удостоверение личности нового образца? — спросил внизу дежурный колдун.
— Нет.
Гимназист покачал головой, провёл вдоль меня жезлом с шаром из горного хрусталя в навершии и посторонился от перегородившей проход решётки.
Тогда я приложил ладонь к магическому сканеру, и сразу загорелся зелёный огонёк, щёлкнул замок.
— А как же машину водите? — удивился банковский служащий, распахивая решётку.
— Без прав, — с печальным вздохом поведал я, проходя в хранилище.
На дверце моей сейфовой ячейки мигал зелёный огонёк; прежде чем замок вновь оказался заблокирован, я вставил в него ключ и приложил к стальному кругляшу большой палец свободной руки. Считавшая ауру и отпечаток система колдовской защиты позволила отпереть замок; я вытащил из ящика стальную коробку и унёс её в соседнее помещение. По протоколу безопасности банковские служащие не оставляли клиентов в хранилище без присмотра и правильно делали. Мне вовсе не хотелось лишиться своего имущества по милости сумевшего обмануть охранное заклинание ловкача.
Оставшись в одиночестве, я отпер железный ящик и откинул его крышку. Ничего особо ценного внутри не хранилось — немного наличных на чёрный день, три разряженных амулета, общероссийский паспорт, да картонная коробка с парой металлических штампов — и всё же ежемесячная арендная плата вовсе не была пустой тратой денег. На охрану некоторых вещей проще потратиться, нежели восстанавливать их в случае утраты.
Сунув картонную коробку со штампами в карман куртки, я захлопнул крышку, вернул стальной ящик в ячейку и запер её на ключ.
Банковский служащий уточнил:
— Вы закончили? — дождался утвердительного ответа и повёл меня наверх по лестнице, бетонные стены которой покрывала непонятная и очень сложная роспись.
Понятия не имею, какие именно заклинания вложили в светящиеся символы гимназисты. Никаких способностей к колдовству в своё время у меня не обнаружилось ни малейших, и, если начистоту, я этому был только рад. Колдуны и маги, ведьмы и чародеи обладали множеством недоступных обычному человеку способностей, да только одно немаловажное обстоятельство сводило все их преимущества на нет: вернуться в нормальный мир им было не суждено. Они этого не могли, а я пусть и чисто теоретически, но всё же мог, и потому посматривал на всю эту колдовскую братию несколько даже свысока. Свобода выбора — великая вещь.
Наверху я распрощался с банковским служащим и вышел на крыльцо. Встал на у машины, покрутил в руке кольцо с ключами, оглядел улицу. Не заметил ничего подозрительного, отпер кабину и быстро забрался внутрь.
Под вечер с неба посыпал лёгонький снежок, снежинки падали на тёплое стекло и тут же таяли, покрывая его мелкими капельками воды. Я завёл двигатель и под размеренное шуршание дворников поехал домой.
Людей к этому времени в баре прибавилось, было занято два стола, а кто‑то из молодых устроился за стойкой и болтал с Грачевым.
— Вань, буду перловку жарить, меня не беспокой, — предупредил я.
— Так завтра же собирались? — удивился помощник.
— Планы изменились, — вздохнул я и спустился в подвал. Запер за собой дверь, достал из кармана картонную коробку, куртку кинул на стул.
Жарить перловку, которую использовал при варке стаутов вместо жжёного ячменя, я и в самом деле собирался лишь завтра, собирался, но передумал — слишком уж неспокойно стало на душе после разговора с Платоном. С лекарствами ничего поделать сейчас было нельзя — даже в банк из‑за колдовской проверки на входе не отнести, — но оставалась ещё полученная у кондуктора коробка. Чем раньше избавлюсь от её содержимого, тем лучше.
Впрочем, избавлюсь — это не то слово. Совсем не то.
Я разжег огонь, достал из кармана штанов выкидной нож Microtech Halo и выщелкнул длинный клинок. Тоже привет из прошлого; здесь подобные игрушки не в чести, здесь всё гораздо брутальней.
Вспоров пакет с перловкой, я рассыпал её по противню и сунул железный лист в печь. После этого включил вытяжку и сдвинул стеллаж, освобождая проход в потайную комнатушку. Кинул коробку со штампами на пресс, проверил реактивы. Всё оказалось на месте.