– И чего? – нетерпеливо перебивает рыжебородый, поняв, что варку может нести еще долго.
– А того! Того, что я подумал, это еще один забобон! Отчего б среди всех этих бабок и карликов не быть клоку пыли, который охотится за рудокопами-перестарками, а?!
– Потом что было? – сухо спрашивает парень.
Варка косится на рыжего, ожидая, что тот одернет своего дичка, но рыжий и бровью не ведет.
– На другой день эта птица за Сусликом кинулась, но не настигла: он поспел нагнать своих, она и отстала за поворотом. А недавно Заика в отвилке её углядел, но убрался, пока она его не приметила.
– Других нападений никто не видал?
– Не, всех, кроме первого дедка, она без наблюдателей укокошила. Почти каждый день – новый труп. И хитрая такая, зараза, как-то она приманивает людей, начт. Рудокопы ж осторожничали, по одному не ходили, а все равно получалось, что кто-нибудь непременно отбивался от остальных, а что потом от него оставалось – тут лежит теперь, всё исковерканное.
Парень прячет уголек обратно в котомку, исчерканный пергамент скручивает плотной трубочкой.
– Сизый что-то видел, – несмело доносится из-за двери.
– А, ну да, – варка взмахивает рукой, словно отгоняя нечто приставучее. – Ходил за мной третьего дня, был в подпитии, начт, и всё ныл, что видел чего-то эдакое в копальне, о чем непременно должен мне рассказать, но только так, чтоб никто этого, начт, не знал.
– И?
– Ну, я ему сказал, чтоб вечером приходил ко мне в писарню, а он… – варка снова машет рукой.
– Что он?
– Да ничто он! Лежит вот, вишь, весь синий, с пробитой башкой!
– А что он видел и что хотел рассказать – того, значит, уже не дознаешься, – бормочет рыжий.
– Смотри-ка, – ворчит варка, – головастый ты мужик, а с виду и не скажешь!
Рыжебородый словно и не слышит его, обращается к парню, который уже нетерпеливо мнется на пороге:
– Ну что, пойдем на следы глядеть или с рудокопами поговорим сначала?
Варка, отчаявшись понять роль дичка в этой паре, качает головой и принимается выстукивать трубку об лавку, на которой лежит мертвец с порванной щекой. Пепел с тихим шорохом падает на земляной пол, смешивается с другим мелким мусором.
– С рудокопами, – без колебаний решает парень, – а следы потом. Всё равно ж искать начнем от копальни, чего к ней ходить два раза?
Первым нашли Заику, перехватили на входе в таверну. Рудокоп вниманию не обрадовался, на варку смотреть избегал, на вопросы отвечал нехотя, косо поглядывал на меч в ножнах рыжего. И, маленькими шажками продвигаясь к двери, бубнил:
– Что ты прицепился, как пылюка копальная? Я ту творину и не видел толком. Здоровая она была, ясно? Цвету непонятного, как патлы у этого парнишки. Клюв огроменный и лапы еще. Да не разглядывал я ее, ясно? Увидел и драпанул.
Представить «драпающим» этого лысого грузного рудокопа было непросто, и рыжий, слушая его, недоверчиво кривил губы.
Лещ нашелся у рудокопного дома, где в тесноте жили несколько больших семей. Сварливая с виду женщина, устроившись под маленьким окошком длинного каменного дома, ощипывала курицу. Вся трава вокруг нее была в мокрых белых перьях и тощих жадноглазых котах. По небольшому двору с воплями носились малыши, дети постарше таскали воду в бадейках куда-то за дом. Лещ возился с покосившимися досками изгороди, от которой не было никакого толку в открытом всем ветрам селении.
– Да я и не скажу ничего, – бормотал он, уставившись на свои руки, поворачивал их то вверх, то вниз ладонями, – здоровая она была, серая, будто мышь. Я ж все рассказал уже, что запомнил. А хочется забыть, понятно? Каждую ночь просыпаюсь! Чудится, будто тварь за мною пришла и в ставень клювом шкрябает…
Суслика не нашли. Сделали круг по поселку, заглянули в таверну и отправились смотреть следы у копальни.
С пригорка, облепленного домишками и двориками рудокопского поселка, можно было разглядеть кусочек варочьего поселения на соседнем холме. Дома там были тоже каменные, но крытые фигурной черепицей, между ними буйствовали фруктовые сады. По широкой дорожке у ограды неспешно прогуливалось семейство. Рубаха на варке была расшита так густо, что казалась сшитой из цветных лоскутов. То ли он взял на прогулку только одну жену, то ли она вообще была у него одна – скорее, второе, очень уж важно вышагивала эта варчиха. Трепетал вокруг её ног длинный невесомый подол платья, блестели нитки бусин, пришитые на плечах и груди. Единственного ребенка оба крепко держали за руки.