Появление нового имени в антиколониальном движении, активное распространение Нгуеном «подрывной литературы» вызвали переполох среди французских властей Индокитая. 25 июля 1919 года министерство по делам колоний в Париже получило секретную депешу губернатора Кохинхины: «Многие газеты в колонии получили подстрекательские листовки, присланные из Парижа. Листовки озаглавлены «Требования аннамского народа». Под ними стоит подпись: от имени группы вьетнамских патриотов — Нгуен Ай Куок. Я был бы благодарен Вам, если бы Вы срочно сообщили мне данные об авторе этих листовок. В письмах, полученных здесь, этот человек сообщает, что направил свои листовки также многим деятелям метрополии. По данным тайной полиции Кохинхины, этот человек в министерстве по делам колоний известен».
Аналогичного содержания пришла телеграмма и от генерал-губернатора Индокитая: «Сообщаю, что у одного арестованного нами тонкинца обнаружены листовки с текстом «Прав народов» Нгуен Ай Куока, опубликованным в газете «Юманите». Этот тонкинец показал на допросе, что листовки раздавались в марсельском порту перед отплытием парохода и их получили 50 туземцев, возвращавшихся на родину».
По своему откликнулась на эти события колониальная пресса во Вьетнаме. Газета «Будущее Тонкина» писала: «Опять Нгуен Ай Куок! Недавно мы цитировали текст петиции, написанной в Париже, под которой стояла подпись Нгуен Ай Куока. И вот последним пароходом нам доставили эти требования, которые озаглавлены «Права народов». Текст этой петиции попал также в руки многих журналистов, чиновников различных учреждений…»
После появления «Тетради пожеланий» министерство по делам колоний Франции издало распоряжение о сохранении, несмотря на окончание войны, режима цензуры на всю почтовую корреспонденцию как во Вьетнаме, так и отправляемую вьетнамцами, живущими во Франции. Полицейские службы во Франции и Индокитае начали составлять досье на Нгуен Ай Куока. Двум тайным агентам поручили вести за ним постоянное наблюдение. В архивах парижской полиции сохранились первые фотоснимки Нгуена, снятые агентами скрытой камерой в конце 1919 года. В одном из докладов министерства внутренних дел Франции отмечалось: «Расследование антиправительственной агитации в аннамитских кругах в Париже в поддержку «требований аннамского народа» позволяет сделать вывод, что душой этого движения является отныне Нгуен Ай Куок — генеральный секретарь Ассоциации аннамских патриотов».
Именно в эти дни Луи Арну, впервые увидев на фотоснимке волевое лицо Нгуена, его горящие глаза, в беседе с сотрудниками министерства по делам колоний произнес пророческие слова:
— Поверьте мне, господа, что этот с виду тщедушный, но полный жизненных сил юноша может стать именно тем человеком, который поставит крест на нашем господстве в Индокитае.
Нгуен давно уже горел желанием рассказать простым французам жестокую правду о бесчинствах, творимых колонизаторами в Индокитае. Осуществить это желание ему помогло знакомство с прогрессивными французскими журналистами Гастоном Монмуссо, редактором рабочего журнала «Ля ви увриер», и Жаном Лонге, внуком Карла Маркса, редактором органа социалистов газеты «Ле непль».
Монмуссо и Лонге посоветовали ему писать в их газеты короткие заметки о событиях, происходящих во французских колониях. Писать на чужом языке было трудно, но постепенно с помощью новых друзей, терпеливо правивших его корреспонденции, он освоился. Он писал о том, что французы быстро забыли о десятках тысяч вьетнамцев, которые сражались в годы войны под трехцветным французским флагом и сложили головы на полях Франции, Германии и в горах Балкан. О том, в каких каторжных условиях живут вьетнамские «волонтеры», работающие на строительстве дорог и рытье котлованов в северном пригороде Парижа, куда Нгуен часто наведывался. О том, что окончание войны, хотя Франция оказалась в числе победителей, не принесло облегчения вьетнамскому народу. Напротив, еще больше возросло число вьетнамцев, осужденных колониальной юстицией на медленное умирание в казематах Пуло-Кондора и глухой тонкинской провинции Шонла, на каторжных работах во Французской Гвиане и Новой Каледонии.
Сотрудничая в газетах, Нгуен жадно ловит скудные и противоречивые вести о происходящем в Советской России, расспрашивает своих друзей-социалистов, пытаясь как можно больше узнать о русской революции, понять, кто такие большевики и их руководитель — Ленин. А сделать это в тогдашней Франции было не так-то просто. Буржуазная пропаганда вела разнузданную клеветническую кампанию против Советской России, пытаясь извратить суть происходящих там событий. На стенах парижских домов висели кощунственные плакаты. На них в облике дикаря изображался большевик, в зубах у него окровавленный нож, рукой он держит за волосы женщину, а за его спиной горят крестьянские избы. На других плакатах корчилась в агонии голодная, обессиленная Россия. На страницах буржуазных газет Нгуен читал чудовищные выдумки о том, что большевики потопили страну в море крови, что Советская власть будто бы национализировала даже женщин н поэтому каждому гражданину, чтобы иметь жену, необходимо получить разрешение.
В конце 1918 года французское правительство от враждебной пропаганды перешло к прямой вооруженной интервенции против молодой Советской Республики. В воды Черного моря вошла объединенная франко-английская эскадра, которая стала на рейде Севастополя и Одессы. Высадившиеся с кораблей войска заняли Херсон, Николаев и продолжали наступать дальше на север.
Массовыми выступлениями в защиту Советской Республики ответил на эту интервенцию французский рабочий класс. Нгуен стал свидетелем того, как несколько дней подряд 2 тысячи рабочих механического завода, расположенного неподалеку от его дома, проводили митинги в защиту Советской России. Вместе с рабочими-социалистами Нгуен распространял среди жителей своего квартала листовки с обращением социалистической партии к трудящимся выступить против интервенции в России.
Подъему движения в защиту революционной России во многом способствовала деятельность Марселя Кашена, который страстно обличал тех, «кто клевещет на русскую революцию, даже не попытавшись понять ее истинный характер». Выступая в палате депутатов Национального собрания, Кашен предупреждал правительство: «Как бы вы ни относились к русской революции, спешите отозвать оттуда свои войска. Если вы этого не сделаете, французские солдаты скоро воспримут идеи большевизма, идеи революции, если еще не восприняли их, и, вернувшись сюда, поступят так же, как поступали немецкие солдаты, побывавшие в России в последние годы.
Таков будет неминуемый результат любых попыток учинить насилие над волей народов. Народы поймут, что лучшее средство борьбы против вас — это солидарность тех, кто терпит нужду и приносит жертвы».
Пророческими оказались слова Кашена. В апреле 1919 года во французских частях, расквартированных и Одессе, и на многих кораблях, стоявших в Севастополе и Одессе, начались революционные выступления. Французские солдаты и матросы братались с русскими рабочими, пели «Интернационал». Звучали лозунги: «В Тулон!», «Долой войну с Россией!» На кораблях создавались революционные комитеты моряков. Нгуен нашел в газетах сообщение, которое его чрезвычайно взволновало. Алжирцы, марокканцы, а также вьетнамцы, входившие в сводный африканский полк, расквартированный в Одессе, отказались воевать за интересы французской буржуазии и перешли на сторону Красной Армии.
Нгуен тогда еще не знал, что первый, кто поднял красный флаг на крейсере «Вальдек-Руссо», стоявшем на одесском рейде, был вьетнамец Тон Дык Тханг — человек, с которым он вместе учился в сайгонском училище и который впоследствии на долгие годы станет его ближайшим соратником в борьбе за новый Вьетнам. «Я уверен, что любой вьетнамский патриот, особенно рабочий, присутствовавший в те исторические минуты на Черном море, — скажет впоследствии Тон Дык Тханг, — не мог поступить иначе, чем я, так как любить родину и ненавидеть империалистов — это прежде всего значит любить Октябрьскую революцию и ненавидеть тех, кто выступает против нее».