Впрочем, кого можно в чем обвинять, когда жизнь прокрутила каждого с детства через свою мясорубку? - Так утверждают обе, Минди и Трэйси, которых по каким-то необъяснимым причинам все, что сотворили с ними обстоятельства, в злодеек не превратило.
Наши тела - тела профессиональных пловцов, обточенные водой. Ни на одном из нас, служителей бассейна, не найдёте излишков. Однако, Двайт единственный, кто работает в резервации по необходимости. Мы, все остальные, находимся здесь по одной простой причине: хотим помочь несчастным. Это не поза, не громкие слова. Каждого привела сюда своя дорога от собственных мучений до сострадания другим.
Трэйси родила в четырнадцать лет. Родители заставили ее отдать ребенка на адаптацию. Бедная девочка чуть не сошла с ума. Наконец, после долгих мучений и нескольких попыток самоубийства она нашла единственный для себя выход загладить вину перед своей же совестью: решила посвятить жизнь больным детям. Девушка сбежала в резервацию, где постепенно отошла. Сначала работала с крошками, которых родители бросили, чтоб не возиться с больными детьми.
Например, одна такая мамочка, будучи на шестом месяце беременности, устроила себе искусственные роды и сбежала из роддома, едва придя в себя.
Одну минуточку: не торопитесь обвинять того, кого бессердечная подлость окружения привела к жестокосердному шагу, - снова в один голос повторяют и Трэйси, и Минди.
Да, так вот: насильно исторженный из чрева матери раньше времени ребенок, вопреки издевательству над собой, каким-то чудом родился живым и не умирал. Эту избежавшую убийства кроху прямо в контейнере и трубках с питанием, воздухом и оттоком отправили в резервацию: надежды на полное выздоровление никто не питал.
Трэйси разрыдалась над контейнером с малюткой и выходила малыша. Сейчас Дэвиду уже почти три. Умненький, чистенький прекрасный здоровый мальчик. Трэйси он называет мамой, а всех работающих в резервации мужчин папами. Даже Двайт, которому начхать на всех младенцев в мире, прослезился, когда к нему подкатился глазастый клопик и, улыбнувшись, сказал: "Привет, папа. Меня зовут Дэвид и мне два года. Я люблю тебя. А ты меня любишь?"
Растроганный Двайт попытался ухлестнуть за Трэйси, но кто-то из персонала, исключительно по доброте душевной, рассказал ему всю историю девушки. Двайт по иронии или подлости, это уж как называть, судьбы (высшие инстанции сработали и тут? - кто знает!) как раз и оказался одним из сыновей, отданных родными на адаптацию. Счастье, хоть укокошить его не попытались, а приемные родители попались порядочные.
Тем не менее, напарник тайком, знал только я, поскольку прикрывал его перед начальством, три дня не вылезал из в своей берлоги, грязно матерился и плакал текилой, а потом заявил мне: Трэйси святая, вообще не женщина, а икона, и он, дитя здорового мира, ее не достоин.
Я все-таки замечаю иногда взгляды, которые Двайт бросает на свою "икону": от святости те далеки, это подает надежду на будущее.
Минди, и у меня, видавшего виды парня, скрипят зубы и сжимаются кулаки, стоит только представить себе кое-какие детали ее истории, возненавидела белый свет после того, как подверглась групповому насилию. Бедная девочка собирала фольклор на стажировке. Пошла на свидание с каким-то гадом, который созвал несколько друзей, таких же гадов, повеселиться.
- Не стоило бы их клеймить, - вздыхает Минди. - Ведь кто знает об их прошлом?
- Вас послушать, так и Каина нельзя обвинять, - однажды не выдержал я.
И что вы думаете, услышал в ответ?
- Конечно, нельзя, - причем, не колеблясь, в ту же секунду, безо всяких сомнений и дуэтом: и Минди, и Трэйси.
Я чуть ли не заикаться начал, но они обе, опять же дружным дуэтом талдычат. - Ведь Каина никто не любил: ни родители, ни младший брат, ни даже сам Господь Бог. Все только воспитывали, а не любил никто. Вот он и обозлился: просто не долюбили.
Мне сразу пришел на ум старший братец, с которым не общаюсь с того самого момента, как ранним утром я выскользнул из дому со школьным рюкзачком, едва дождавшись своего шестнадцатого дня рождения, чтоб больше никогда туда не возвращаться. Зачем? И снова содрогнулся, как всегда, при мысли о семье и детстве. А теперь выясняется, это я не долюбил родню, ух не долюбил!
Да, так вот Минди, причем после всего, что с ней сделали. А издевались над несчастной изощренно и мучительно, надолго лишив жертву возможности забеременеть и родить ребёнка. Бедняжка целую вечность лечилась, если не ошибаюсь, пытается врачеваться до сих пор и по сей день тесно общается с нашей психологиней Фианой. Короче, в результате Минди пришла, наконец, к тем же выводам, что и Трэйси.
Меня, может быть, не насиловали, но детство с алкоголиком папашей и сумасшедшей мамашей было, мягко говоря, суровым. Отшибли на всю жизнь охоту улыбаться. Про смех вообще молчу. Засмеялся было раз... Так предки с двух сторон набросились меня мутузить: не фиг, мол, тут лыбиться-скалиться. Отметелили до посинения, по полной программе. Спасибо, хоть зубы не повыбивали. С тех пор сам не расслабляюсь и не верю всяким энтузиастам от показухи клыков.
Да и нельзя забывать о старшем брате, возненавидевшем меня с момента моего рождения: страшная штука ревность. Каждый из них уродовал остальных членов семейства, и все дружно - меня: я ведь был младшим и самым беззащитным.
Поэтому я рано просек: искать охраны или хоть какой-нибудь справедливости бессмысленно. Не нужно особой наблюдательности, чтобы понять: вокруг выживали только сильные, подтянутые, жилистые, выносливые, спокойные и нахальные, те, кто мог заставить других бояться себя. Поняв это, я стал заниматься доступными видами спорта, в чём преуспел: в мои семнадцать я был грозой школы. Девчонки считали за честь пройтись со мной, мальчишки безоговорочно отдали мне лидерство. Шагать бы мне по трупам до конца моих дней, но судьба распорядилась по-другому: я познакомился с Фианой.
Близнец по западному и дракон по восточному гороскопам, Фиана, недавняя эмигрантка из России, оказалась взрывной смесью. При этом умная и образованная. Тонкая штучка, еще психолог по образованию, она с первой же попытки сдала зубодробительный экзамен для подтверждения кандидатской, а потом, уже работая психологом в Редвуд Сити, шустренько сделала и докторскую не где-нибудь, а в Стэнфорде.
Начав работать в резервации, Фиана не оставила внешнего мира, но опять-таки ради помощи несчастным. Деятельная девица, она часто ездит на собрания людей, у которых не все дома. Мотается по Северной Калифорнии.
Разговорились мы с ней на одном из таких мероприятий, куда меня, наконец, привел извилистый путь хулигана и почти алкоголика. Хотел ей предложить поваляться где-нибудь в мотеле на теплой постельке и опомнился только тогда, когда до меня дошло, что мне уже вправили мозги. Никакой постельки так и не вышло, но в резервацию я вслед за Фианой попал. И никогда, ни разу о том не пожалел. Убедился: когда занимаешься чужими бедами, забываешь свои.
Я не философ, но с Фианой неоднократно беседовал и многое от нее узнал.
Испокон веку, какой период истории ни возьмёшь, каким бы прогрессивным ни был общественный строй в любой точке любого исторического момента, козлы отпущения нужны были всем и позарез.
Чужаки другой пещеры, рода, племени, касты сменялись на патрициев-плебеев, рабов покорённого царства или эмигрантов низшей расы; кровожадные боги древних религий - не менее кровожадными богами современных, - человечество всегда и с завидным постоянством находило изгоев, используя к тому же разницу даже в образовании, манерах, отношении к жизни. Там, где не было инакомыслящих, шпионов, интеллигентов, не говоря уже о евреях, непременно находился какой-нибудь вождь, придумывавший одних, других или третьих. Между теми же, чья кожа была окрашена в один и тот же цвет, различия шли на окраску и оттенки крови.