Обессиленно рухнул рядом со всё ещё подрагивающим парнем, приводя в норму загнанное дыхание. Осторожно притянул Переступко к себе, переворачивая на спину и приподнимая за подбородок заплаканное лицо. Коснулся губами кончика носа, чмокнул в лоб, вытер большим пальцем мокрые щеки, заглядывая в прибалдевшие карие глаза. Аккуратно коснулся поцелуем искусанных губ.
— Ты как? — наконец спросил Керчинский, накрывая их почти сползшим на пол покрывалом.
— Ахуительно, — протянул, улыбаясь, Мишка, — только сидеть ближайшие дня два не смогу.
Руслан Валерьевич хмыкнул, устраиваясь удобнее и пристраивая на своей груди блондинистую голову.
— А вы как? Ну… Вам понравилось? — смущаясь, спросил Переступко, обняв рукой вылюбившего его руководителя.
— Очень, — коротко ответил Керчинский, чмокнув в белобрысую макушку.
— Правда? — поинтересовался недоверчивый подчиненный, зевая.
— Правда, — заверил его шеф, — спи.
Мишка ещё немного поёрзал, устраиваясь удобнее в теплых объятиях, повздыхал и вырубился.
Укатали Сивку крутые горки.
========== Глава пятая ==========
Переступко сидел перед монитором, мечтательно улыбаясь. Не выспавшийся, во вчерашней клубной одежде и с приятной тянущей болью в области пристыковки с начальством, но счастливый — как незнамо кто. Девчонки кидали на него вопросительные взгляды, шутили на тему его непривычного внешнего вида и блестящих глазок. Сватали какой-то неизвестной ему даме и сулили скорую свадьбу, вздыхая, что скоро всех их мужчинок разберут как горячие пирожки.
Мишка в ответ показывал все свои ровные тридцать два, краснея. Окрыленный носился по отделам, излучая на коллег флюиды любви и блаженства. Подмигнул зардевшимся девчонкам на ресепшене, помог уставшей уборщице донести инвентарь до служебного помещения, составил компанию вечно хмурому охраннику в курилке. В общем, был сама доброта и понимание до самого конца рабочего дня.
Дома возбужденно носился по квартире, ждал весточки от шефа. То и дело проверял телефон на предмет звонков и смс. Сам звонить стеснялся. Боялся показаться навязчивым. Прождал до самого позднего вечера, да так и уснул с телефоном в руках.
Наутро начальственного внимания все так же не обнаружилось. Мишка заволновался, засуетился. И только на работе в обеденный перерыв выяснилось, что руководство укатило в командировку вздрючивать филиалы. Укатило еще вчера, а ему, Переступко, даже не сказало. От былой эйфории не осталось и следа. Парень понуро выполнял работу, погрузившись в невеселые думы.
По всему выходило, что продолжения Руслан Валерьевич не хотел, о чем явно говорило отсутствие от того хоть какой-либо весточки. Ни звонка, ни короткой смски, ни почтовых голубей. Тишина. Мишка начал чувствовать себя использованной и брошенной девицей весьма и весьма невесомого поведения. Накрутил себя. Обиделся. Почему с ним так?
Ведь вчера утром все было хорошо. Проснулись вместе, в душе были вместе, кофе пили вместе. Даже на работу шеф его привез. Ничем не выдавал своих намерений слинять от Мишки по-английски, не попрощавшись.
К концу дня бедный брошенный бухгалтер не выдержал и все-таки накатал Керчинскому сообщение.
«Здравствуйте. Как Ваши дела? Скучаю»
И снова весь вечер ждал ответа, гипнотизировал гаджет, мерил шагами квартиру. Спал плохо. В темноте в голову начали лезть всякие дурные мысли. А вдруг с шефом что-то случилось? Вдруг авария? Или бандиты, как в страшных 90-х?! И лежит сейчас Руслан Валерьевич на холодной больничной койке со всеми этими трубками, аппаратами и капельницами и даже не подозревает о гадких, эгоистичных домыслах Переступко.
В общем, Мишка не выспался.
На работе сидел, светя на девчонок синими кругами под глазами и темной аурой безнадеги. Оказалось, что директорская морда вполне себе жива, здорова и бодрствует. Связывается ежедневно со своим замом, шлет какие-то отчеты главбуху. А Мишке ничего!
Чтоб его! Чтоб ему пусто было! Что за динамо такое? Если уж не хочет продолжения, почему просто не скажет об этом? Зачем заставляет бедного парня маяться от неизвестности и недосказанности? Или таким образом Керчинский дает понять, что это конец так и не начавшегося толком чего-то? Финита ля комедия? Видимо для шефа это было разовым перепихом, ничего не значащим. А сам Мишка мальчиком на одну ночь.
От этих мыслей стало противно и гадко. Он-то себе напридумывал, нафантазировал! Ходил тут как идиот, с блаженной улыбкой, перед людьми позорился.
Ничему его жизнь не учит.
В этих душевных терзаниях Мишка провел одиннадцать дней, четыре часа и пятьдесят шесть минут. Плохо ел, плохо спал. Дышалось бедняге тоже как-то через силу. В мыслях и сердце плотно засел образ сероглазого, бездушного начальства. Попыток связаться с ним Переступко больше не делал. Хоть и был он парнем чувствительным и недалеким, но гордость все же имел. На ней родимой и держался, чтобы тупо не сорваться и не позвонить этому мучителю и не высказать ему все, что о нем думает!
А думал Мишка много.
— Чего-то ты бледный какой-то. Съел, может, чего? — переживала за соседа по столу Галочка.
— Спасибо. Я нормально, — отбрехивался Мишка и зарывался с головой в работу.
Проницательные девчата ему не верили. Пытались всячески растормошить сникшего парня. Было видно, что того что-то мучает. Но Переступко мужественно терпел, давил на лице улыбку, больше похожую на оскал.
О том, что большое начальство вернулось, блондинистый бухгалтер узнал случайно. Пошел с болтливым Пашкой в курилку, да так и застыл в дверях, наблюдая неизменный дует — Перегуду и Керчинского. Последний стоял в расслабленной позе, привалившись к стене и скрестив длинные ноги. Выпускал красивым ртом струйки дыма, из-под ресниц глядя на что-то вещающего Сергея.
Тихо поздоровавшись, парни примостились у соседней стены. Мишка, борясь с внутренней дрожью и волнением, бросал полные надежды взгляды на Руслана Валерьевича. Тот лишь коротко кивнув на приветствие, не обращал на них более никакого внимания. Ни одного даже короткого взгляда. Ни жеста, ни понятного только Переступко намека. Ничего.
Вот тогда-то парень окончательно и осознал степень своей влюбленности в начальника и такую же крайнюю степень равнодушия того к самому Мишке. От горечи запершило в горле, закашлявшись до выступивших на глаза слез, Переступко шепча что-то нечленораздельное, поспешил покинуть давящую курилку.
Глупо было даже надеяться на взаимность от такого человека, как Керчинский. Мишка не дотягивал до него по всем параметрам. Не вписывался в его дорогую жизнь. Они были из разных миров, и теперь это стало очевидно незадачливому, по уши влюбленному бухгалтеру.
Но как же от этого было больно! Драло, пекло в груди, скручивало внутренности узлом.
Вернувшись на свое рабочее место, парень тупо уставился на свои ладони, шумно вдыхая. Часто заморгал. Закусил губу, гоня непрошеные слезы. Дымова молча протянула ему салфетку. Парень принял, кивнул в знак благодарности. Сидел минут двадцать, вцепившись в стол, пережидал нахлынувшую волну отчаяния. Беднягу даже замутило.
Доработал день на автопилоте. Домой шел пешком, вдыхая вечернюю прохладу. Июнь в этом году выдался жарким, днем солнце пекло нещадно, заставляя жалких людишек прятаться в тени и литрами глотать холодную воду. А вот вечером было хорошо. Духота спадала, на смену ей приходила приятная вечерняя свежесть.