— Если вы хотите умереть на этом диване, Лукас, меня это вполне устроит, — процедил Дэйн.
С лестницы донеслись какие-то звуки. Будто кто-то спускался по ступеням. Дэйн оглянулся. Глупыш, наш кот, решил прогуляться, то ли к своей миске на кухню, полакомиться «пуриначу», то ли к своему ящику, справить нужду. Я бросил в Дэйна тяжелую пепельницу. Она угодила ему в левое плечо.
Затем воспользовался кофейным столиком, как трамплином, и взмыл в воздух. Дэйн это заметил и отступил в стороны, слишком проворно для мужчины сорока шести лет с заметным брюшком. Он ударил меня по лицу, пока я еще летел. Приземлился я на пол, не задев его. На руки и колени. Глупыш потерся о мою левую руку. Я поднял голову. На губах Дэйна играла улыбка. Дуло пистолета нацелилось на меня. Я же смотрел на пистолет и думал, что умирать мне ужас как не хочется, но повлиять на что-либо я бессилен.
— Полиция, Дэйн, — раздался грубый мужской голос.
— Не двигаться!
Дэйн не подчинился приказу. Круто развернулся и успел выстрелить до того, как первая пуля ударила ему в живот, а вторая снесла чуть ли не всю правую половину лица. Он не выронил пистолет. Упал на колени, посмотрел на лестницу, попытался поднять руку с пистолетом, но третья пуля пронзила ему шею над галстуком-бабочкой. Вот тут он рухнул на левый бок и затих.
Лейтенант Дэвид Синкфилд не спеша спустился по ступеням, сопровождаемый своим напарником, Джеком Проктером. В руке он все еще держал револьвер. Как и Проктер. На лице Синкфилда отражалось недовольство.
— Он ни в чем не сознался.
— Сознался, уверяю вас.
— В чем же?
— Он признал, что хотел меня убить.
Глава 27
Синкфилд первым подошел к сотруднику службы безопасности «Уотергейта».
— Мы собираемся подняться к сенатору Эймсу. И не хотим, чтобы его предупредили о нашем визите.
Охранник кивнул.
— Нет проблем, лейтенант. Проходите.
В кабине лифта Синкфилд повернулся ко мне.
— Я знаю, что допустил ошибку, взяв вас вместо Проктера.
— Она же ваша пассия.
— Вам не следовало упоминать об этом при Проктере.
— Я в этом не уверен. Ваш поступок вызвал у него восхищение.
— Но уж другим-то говорить не надо.
— Пожалуй, вы правы.
Проктера мы оставили у тела убитого Артура Дэйна. И уехали, как только к дому, в вое сирен, подкатили две патрульные машины, несколько оживив скучную жизнь моих соседей. Проктер хотел поехать с нами, но не стал спорить, когда Синкфилд попросил его остаться. Лишь подмигнул своему начальнику.
— На этот раз, Дэйв, тебе бы лучше не снимать штаны.
— Да, — кивнул Синкфилд, — лучше не снимать.
— Знаете что? — спросил он меня по пути к «Уотергейту».
— Что?
— Я все думаю, кто кого нашел.
— Она первой обратилась к Дэйну.
— Откуда вы это знаете?
— Я не знаю. То есть не могу этого доказать. Но инициатива исходила от нее, в этом я не сомневаюсь.
— А с чего вы решили, что Дэйн работал с ней в паре? Интуиция?
— Кто-то должен был с ней работать.
— Но почему вы поставили на него? Разве он оставил какие-то бросающиеся в глаза улики?
— Такие, как он, улик не оставляют. Единственная улика, указывающая на Дэйна — его профессионализм. Если кто-то и мог нанять в Лос-Анджелесе лесбиянку, чтобы та убила меня, так это Дэйн. Если кто-то и мог установить в своем гараже мину в «дипломат», так это Дэйн. Если кто-то мог обставить двойное убийство, чтобы выглядело оно, как убийство-самоубийство, так это Дэйн. Вы говорили с шерифом округа Толбот?
— Этим утром. По его словам все экспертизы указывают на то, что налицо убийство-самоубийство. Все сходится до последних мелочей. Он даже сказал, что уже готов закрыть это дело. Я говорил с ним после вашего звонка, поэтому попросил его повременить с вынесением решения.
— Интересно, какую долю намеревался получить Дэйн? — спросил я.
— До или после убийства сенатора?
— Вы думаете, следующим был бы он?
Синкфилд кивнул.
— А кто же еще.
— Может, Дэйн работал авансом. Чтобы они могли поделить все двадцать миллионов.