В конце сообщения была ссылка на файлооб-менник.
Я навела курсор. Несмотря на заботу, проявленную Сарой, мне все же казалось, что открывать эту папку — то же, что шпионить за человеком. Возможно, там нечто очень личное — например, старые фотографии его жены… Надо уважать его частную жизнь.
Я прикусила губу. Слишком уж заманчивой казалась мысль узнать о Бене хоть что-нибудь.
Я щелкнула на ссылку. Папка была огромная.
Я настроила загрузку в фоновом режиме и стала ждать, постукивая ногой об пол. Наконец-то!
В папке оказалось больше сотни изображений. На первом снимке было замерзшее озеро. Я немного расслабилась. Не будешь же чувствовать себя виноватой, рассматривая фотографию озера. Вряд ли это очень личное. Когда я перешла ко второму файлу, а потом к третьему, облегчение сменилось чем-то похожим на разочарование. Ни на одном из снимков Бена не было. Фотографии как будто делали где-нибудь в Исландии: гейзеры, ледяные фьорды, темные скалы. Продолжая щелкать мышью, я подперла подбородок ладонью. Разочарование постепенно таяло. На каждом следующем изображении я задерживалась немного дольше. Через призму Бена пейзаж жил собственной жизнью.
— О, Бен, — пробормотала я.
Каждая фотография была проникнута страстной любовью к дикой природе и запечатленным его камерой пейзажам. В кадре с водопадом, низвергающимся с изогнутого обрыва в пенящуюся воду, чувствовалось мужество. В изображении голубых айсбергов перед пляжем с черным песком — благоговейный трепет. Я ошиблась, когда предположила, что это просто профессиональные снимки: Бен вложил в них душу.
Почему он отказался от своего огромного, невероятного дара? Глядя на эти фотографии, я почувствовала, что наконец-то узнаю его настоящего. Хотя после того, как я сама все испортила в эти выходные, возможно, большего мне никогда уже не узнать. При этой мысли меня кольнула необъяснимая грусть.
Звук открывающейся входной двери отвлек меня от размышлений. По лестнице поплыли голоса. Я вернулась к альбому, решив, что это бухгалтеры, делившие с нами кухню, но затем услышала безошибочно узнаваемый аристократический тон. Монти.
Может, я каким-то образом потеряла счет времени? Отнюдь; еще не было и восьми утра.
Что случилось? За семь лет Монти приезжал в офис раньше десяти только раз, когда пропустил переход на зимнее время. По какой необыкновенной причине он мог находиться здесь в столь ранний час? Было слишком рано даже для меня.
Монти добрался до верхней площадки лестницы.
— Доброе утро, — с опозданием поздоровалась я.
— Право, Эвелин, ты могла бы постараться сделать менее удивленный вид, — сухо заметил Монти, минуя мой стол.
Затем появился его спутник, и от потрясения у меня отвисла челюсть.
— Эг… Эзра, — взволнованно пролепетала я, ловя себя на том, что беззастенчиво пялюсь на него. Эти роскошно-небрежные светлые пряди, смехотворно высокие скулы и голливудская улыбка казались абсолютно неуместными в нашем замызганном офисе. Я так часто злилась на него, что порой забывала, что он до нелепости хорош собой.
Эго даже не взглянул на меня, проходя мимо. Как будто наши отношения вернулись на тот уровень, на котором находились до сделки. Меня так поразило, насколько все изменилось за последние несколько месяцев, что я даже не чувствовала себя уязвленной. Раньше я считала, что Эго — не более чем придурок. Теперь поняла: дело в том, что он всегда и со всеми бескомпромиссно остается самим собой. Конечно, это означало, что зачастую Эго и был не более чем придурком, однако он доказал, что в нем есть нечто большее. Во что же он играл?
Откинувшись на спинку кресла и яростно постукивая ручкой по блокноту, я впилась взглядом в его удаляющуюся спину, как будто она могла дать мне ответ. Что они могут обсуждать в столь ранний час? И почему я об этом не знала?
Перед тем как закрыть дверь кабинета Монти, Эго оглянулся и подмигнул мне.
Я притворилась, что печатаю, а сама не сводила глаз с окна кабинета Монти. В поле зрения появился Эго; он расхаживал по кабинету и активно жестикулировал во время разговора. Сквозь тонкие стены до меня доносились случайные обрывки слов. Мне показалось, я расслышала свое имя.
После новогоднего кошмара я снова взяла с Эзры обещание, что он не расскажет Монти о нашей сделке. Раз уж пьяная Эви успела проговориться Эго, что ее работа под угрозой, пришлось сообщить и то, что Монти, скорее всего, уволит меня, если узнает. Эго поклялся, что не скажет ни слова.
Так какого черта он тут делает?
Эго исчез из виду, и я еще сильнее вжалась в спинку кресла. Если только мне удастся увидеть реакцию Монти на то, что говорит сценарист, возможно, я получу представление о происходящем. Я уперлась носком ботинка в стену и немного наклонилась назад. Еще чуть-чуть. Еще… Вот. Я снова могла видеть Эзру. У него в руке что-то было.