— Я тебя не закладывала, — сообщаю так же спокойно. — Точнее, не намеренно. Ренат Ильдарович увидел меня в этом халате и спросил, что случилось. А я попросту не умею врать.
— Я не пойму, ты сейчас хвастаешься или жалуешься? — презрительно отзывается на это Кир. — Не умеет она врать… — смахивает с пиццы крышку. Смотрит явно голодным взглядом, но брать не решается. — Признайся, плюнула? Или яду подсыпала?
— Пургена, — сладко улыбаюсь я.
Первой беру кусочек и демонстративно подношу его ко рту. Откусить не успеваю, Кирилл отбирает у меня шмат и сам вгрызается в него зубами.
— Ты без драки ничего не делаешь, животное? — раздраженно укоряю его.
— Этот проверен, — поясняет свои действия.
Я кривлюсь, но тему не развиваю. Молча беру другой ломоть.
Некоторое время просто едим. Пока я заканчиваю со своим куском, Кирилл смолачивает половину пиццы.
— Если бы мама была дома, она бы не позволила Ренату Ильдаровичу тебя ударить, — выговариваю я, промокая салфеткой руки. — Я не сказала ей. Давай завтра вместе…
— Заткнись! Нет, даже думать об этом забудь, — вновь приходит в бешенство сводный братец. Взглядом, который он на меня направляет, можно резать металл. — Никто об этом не узнает, — высекает жестко.
А я пошевелиться не могу.
Смотрю на него, и в груди неожиданно снова становится жарко. Совсем как случилось, когда отчим размахивал ремнем. Только сейчас отчего-то еще яростнее это пламя. Настолько, что нет сил сохранять неподвижность. Все тело горит и разбивает тремором. Хочется немедленно что-то сделать, чтобы почувствовать какое-то облегчение.
Первый такой приступ привел меня на эту крышу. На что способен толкнуть второй?
— Ты меня слышишь? Расскажешь кому-нибудь, считай, ты труп. После такого точно церемониться не стану, — рассыпается братец в угрозах. — Ты меня, блядь, мать твою, слышишь?
Он не рявкает, но в его голосе отчетливо пульсирует ярость. Она перетекает в меня, как ток. И вызывает страх, который трудно игнорировать, как бы я ни храбрилась.
— Слышу, — выговариваю отрывисто.
И мы замираем, испытывая друг друга взглядами. Мне никогда не приходилось кого-то так близко рассматривать, но тут как-то все само собой получается. Не то чтобы я хочу проникать внутрь него. Но по каким-то причинам чувствую, что именно это и происходит. Вижу не просто заострившиеся в напряжении черты лица… Даже не просто пыльную бурю в его глазах. В какой-то момент мне кажется, что я слышу его мысли. Чувствую все, что таится внутри. Перенимаю воспоминания.
Сердцебиение ускоряется, забивая нервными ударами слух. Дыхание туда же мчит. И я не выдерживаю. Моргаю и опускаю взгляд.
— А теперь пошла отсюда, — бьет Бойко голосом, словно кнутом.
— «Спасибо за пиццу, милая сестра», — отбиваю в отместку с издевкой.
— Уйди, сказал, — гаркает так, что я подскакиваю.
С опозданием себя одергиваю. Гордо выпрямляюсь, не понимая до конца, что происходит. Потом буду анализировать. Сейчас же важно правильно расставить акценты.
— Не обижайся, братец, но в академии я тебя все-таки подвину. Будет полезно всем. Считай, это началом терапии, — даю свободу своему внутреннему бойцу.
— Не чеши ерунду, центурион, — откровенно ржет в ответ. — Знаешь, сколько таких, как ты, было?
— Сколько?
— Не счесть!
— Запомним последнего.
— Тебя-то? Ну не будь же ты такой тупой!
— Ты не обязан всегда быть лучшим. Остановись, пока не погубил себя. Это проблемы Рената Ильдаровича, ты не обязан…
— О, я остановлюсь, — выпаливая это, подрывается на ноги и угрожающе надвигается. Я не отступаю, из-за этого почти сталкиваемся лицами. — Остановлюсь, чтобы погубить тебя, ракушка. Как же туго ты соображаешь!
— Твои слова — это только твои слова. И меня они не задевают. Понятно тебе, КираКираБу? — на самом деле мне хочется громыхнуть ногой и еще с десяток раз выдохнуть это «бу-бу-бу». Но я отлично владею собой… — Хочешь взрывать, будем взрывать!
— Тебе не стоит со мной связываться, — предупреждает тоном дьявола.
От моей наглости он зол и одновременно доволен.
— Мне следует испугаться? — хлопаю ресницами, будто и правда с умом не дружу и отчаянно нуждаюсь в его совете.
— Следует, — и я знаю, что он не врет. — Имей в виду, я на полдороги не сворачиваю. Я всегда первый. Во всем первый.
— Да-да-да, — поддакиваю и киваю. — Приятнее всего будет сделать тебя на соревнованиях!