Выбрать главу

Баумана под усиленным конвоем отправили в Киев, где шеф жандармов генерал Новицкий мечтал устроить грандиозный процесс.

ЗАГОВОР

Лукьяновка стояла на отлёте. Из города к ней вела одна улица — Полтавская, застроенная низкими хибарками. Вокруг тюрьмы огороды да овраги, заросшие высокой травой.

Режим в тюрьме был сравнительно вольный.

После широкой волны забастовок, студенческих манифестаций и демонстраций пятьдесят одиночных камер правого крыла тюрьмы (они назывались политическим корпусом) оказались переполненными. На смену одиночкам-интеллигентам пришли рабочие и студенты. Теперь изолировать каждого арестанта стало невозможно. Это невольно повело к ослаблению режима. Уж кто-кто, а политические заключённые знали, что только выработанными сообща условиями они могут добиться ещё больших свобод.

Так и случилось. Администрации пришлось идти на новые послабления в режиме.

Многие студенты имели влиятельную родню. Посыпались прошения, в тюремной конторе участились телефонные звонки, а судебные чиновники стали вдруг довольно часто ощущать приятный холодок крупных денежных купюр. Но как улучшишь условия для отдельных лиц, когда тюрьма переполнена? Никаких «но» родственники слышать не желали. Раз вы взяли деньги — действуйте. А как — это уже не их дело. И судебные чиновники начали рьяно помогать расшатывать дисциплину в тюрьме.

Разрешили частые свидания с родственниками. Желающих оказалось так много, что пришлось в нарушение устава забыть о маленьких изолированных комнатках. Свидания проводили в общем зале. Надзиратель не мог уследить за всеми сразу. Обменивались записками, передавали и кое-что посущественнее. Старосте заключённых, искровцу Мариану Гурскому, жена принесла огромный букет цветов. Весил он подозрительно много. Внутри был припрятан тщательно замаскированный стеблями якорь в пять фунтов весом. Он сослужил хорошую службу искровцам.

Прибывшего в Лукьяновку Баумана восхитили завоёванные свободы. Днём камеры не запирались. Арестанты ходили друг к другу в гости, много читали, писали конспекты; слушали лекции своих старших и более опытных товарищей о движении декабристов, о рабочем классе Западной Европы, по экономике; вечером играли во дворе в мяч, городки; заядлые спорщики участвовали в стихийно возникающих дискуссиях. Староста имел свободный доступ во все корпуса тюрьмы и в контору к начальству. Под его контролем была вся тюремная переписка и передачи политическим. Такая сосредоточенность власти в одних руках — великолепное условие для побега.

В самых общих чертах план побега разработали ещё до прибытия Баумана. Высокую тюремную стену искровцы рассчитывали преодолеть с помощью «слона» (так на тюремном жаргоне называлась трёхъярусная живая пирамида: на плечи трёх арестантов вставали двое, а к ним на плечи взбирался ещё один). На воле должны были подготовить подложные паспорта, деньги, найти квартиры.

Баумана сразу же посвятили в план задуманного, и он, ни секунды не колеблясь, дал согласие на участие в побеге. Бежать согласились двенадцать человек — те, кому угрожал большой срок.

Узники, томившиеся в тюрьме, радовались каждой возможности послать хотя бы коротенькую весточку родным, друзьям, знакомым. В записках, письмах они рассказывали о товарищах, о своих занятиях, о завоёванных тюремных свободах, делились самым сокровенным. Неискушённые в конспирации родственники старались бережно, как реликвию, сохранить эти торопливо исписанные листки. Во время обысков записки и письма становились добычей жандармов. Попади в руки генерала Новицкого такая реликвия, он бы немедленно отправился к губернатору и потребовал бы создать в Лукьяновке строжайший режим.

Связь с волей наладили легко. Надзиратели за высокую плату согласились выносить из тюрьмы и проносить в тюрьму не только письма, но даже газеты и запрещённые заграничные издания.

В мае тюрьма стала освобождаться от арестованных случайно. Первыми покинули её шумливые студенты. Большинство из них получило по три месяца административной ссылки. За студентами последовали рабочие, взятые за участие в демонстрации.

Одного из них, Нетесина, перед самым выходом на свободу подозвали Бауман и Крохмаль.