— Только будьте аккуратны, не засветите пластинку.
Шура Маленькая приехала в Разлив в полдень. Пройдя по болоту к шалашу, она разыскала Владимира Ильича в густом кустарнике, где он любил, сидя на чурбане, работать. Поздоровавшись, она вытащила из корзинки парики и сказала:
— Примерьте, какой вам подойдёт. Буду фотографировать.
— А вы умеете? — не без удивления спросил Ильич.
— Не умею, но приходится, — ответила Токарева. — Меня Лещенко инструктировал. Не знаю, как получится.
— Ну, если Лещенко — получится, — уверил Владимир Ильич. — Большой специалист, давно занимается фотографией.
Пока Ленин рассматривал и примерял парики, Шура Маленькая пошла искать удобное для съёмки место.
Треноги у неё не было: «Куда же аппарат установить?» — задумалась Шура.
На берегу озера она приметила песчаный обрыв. «Если установить вон на том валуне, то можно сфотографировать того, кто стоит внизу», — решила Токарева.
Владимир Ильич пришёл фотографироваться в парике и кепке. На нём была русская рубашка и рабочая куртка. Из-под козырька кепки виднелся клок густых волос, спадавших на лоб.
— Ну, как, похож на сестрорецкого рабочего? — спросил он.
— Очень, — ответила Шура. — Я таких металлистов не раз встречала.
— Если похож на многих, значит настоящим Ивановым буду. Где прикажете встать?
— Вот сюда… Нет, чуть левее и ближе, — стала командовать Шура.
Но как она ни ставила Владимира Ильича, лицо его в объектив не попадало, виднелись только кепка и парик.
Оставив аппарат на валуне, Шура спустилась к озеру и попыталась вытащить из воды плоский камень.
— Нет уж, позвольте, — остановил её Владимир Ильич. — У меня сил больше.
Он сам вытащил два тяжёлых камня, отнёс их на указанное место и, став на них, спросил:
— Как теперь?
Шура поглядела в фотоаппарат и осталась довольна.
— Стойте… не шевелитесь! — сказала она.
Закрыв объектив, Токарева, как заправский фотограф, забралась под покрывало и долго копошилась в темноте, вставляя кассету с пластинкой. Наконец раздалась команда:
— Не двигайтесь… снимаю!
Шура сняла с объектива крышку, подержала её несколько секунд и опять водворила на место.
— Готово! — радостно сказала она и выглянула из-под покрывала. От непривычного занятия лицо Шуры покрылось капельками пота.
Владимир Ильич хотел напоить гостью чаем с брусникой, но Токарева торопилась засветло добраться до станции и от угощения отказалась.
Миновав заросли ольшаника, она пошла вдоль озера по намытой полосе песка. Сырой песок был твёрд, проваливался только под каблуками. Идти было приятно.
Прошагав с километр, Токарева заметила впереди приближавшуюся к берегу лодку. В ней было трое мужчин. Шуре пришлось бы пройти мимо них. Не желая с кем-либо встречаться, она повернула к заболоченному лесу. Дойдя до невысоких ёлок, Токарева спряталась за одну из них и стала наблюдать.
Мужчины, сойдя на берег, тремя дружными рывками вытащили лодку на песок и стали сгружать с неё вещи: сачки, удочки, котелки, мешки, ватники.
«Рыбаки, — сообразила Шура. — Видно, заночуют здесь».
Вдруг двое мужчин, взяв топоры, направились в её сторону. «Что им надо? — не могла понять Шура. — Неужели видели, где я спряталась?»
Она покинула ёлочки и бегом устремилась в глубь болота. Прыгая с кочки на кочку, Шура несколько раз проваливалась в холодную чавкавшую жижу. Ботинки и чулки промокли, но она не обращала на это внимания, ей хотелось скорей добежать до густых зарослей и скрыться в них.
По пути Токарева заметила глубокую выемку среди корней низкорослой сосны. Она быстро вытащила из корзинки фотоаппарат, завернула его в покрывало и, сунув под корни, прикрыла мхом. Сама же, отбежав шагов на пятнадцать, легла за высокой кочкой, поросшей кустиками голубицы.
Вскоре на болоте появились мужчины с топорами. Один из них принялся выкорчёвывать гнилые пеньки, другой же ходил меж чахлых сосенок и приглядывался, нет ли на них пожелтевшей хвои. Заметив засохшее деревцо, он повалил его и, не обрубая веток, поволок к озеру.
«Сухостой для костра заготовляют, — поняла Шура и принялась себя корить: — Чего ж ты, глупая, залегла. Уже ушла бы далеко. А теперь не поднимешься, вызовешь подозрение».
И она продолжала лежать на сыром мху.