Задумавшись, я прошла мимо дома учителя музыки. Какие-то городские птицы на карнизе надрывались во всю глотку, прямо по-весеннему, и воздух был прозрачным, как весной, несмотря на то, что на дворе стоял октябрь; из открытой форточки учительской квартиры доносились робкие гитарные переборы, и это заставило меня опомниться. Посмотрев на часы, я вошла в парадную. Урок заканчивался, и мне предстояло уговорить Хрюндика на полчасика забрести в прокуратуру, где ждал меня с докладом шеф.
Сквозь терпкий запах кошачьей мочи я ощутила еще какой-то неприятный флюид, до боли напоминавший ароматы мест происшествия, когда переворачивают труп и от него несет гнилостными миазмами вперемешку с застарелым перегаром. Когда глаза привыкли к полумраку парадной, мой взгляд уперся в грузное тело, перегораживающее лестничный марш. Господи, неужели еще один труп женщины, да еще и я его обнаружила! — лихорадочно пронеслось у меня в голове. Не дав этой мысли развиться, тело заворочалось и захрюкало. Распухшая бомжиха сучила ногами в спущенных чулках, пытаясь удобнее устроиться на ступеньках и забыться алкогольным сном.
Плюнув от досады, я с трудом перелезла через эту гору пьяного мяса и, позвонив в дверь квартиры учителя, спросила, нельзя ли восцользоваться черным ходом, поскольку парадный выход на улицу блокирован спящей бомжихой. Учитель не позволил нам воспользоваться черным ходом, а просто-напросто вызвал наряд милиции, чего я, следователь прокуратуры, сделать не догадалась, и бомжиху через десять минут эвакуировали. Путь был свободен.
Как я и ожидала, Хрюндик не проявил энтузиазма, услышав, что мы еще должны зайти в прокуратуру.
— А что я там буду делать? — совершенно логично спросил он. Надо сказать, что мой ребенок терпеть не может проводить время просто так, ему нужно времяпрепровождение со смыслом.
— Поиграешь на гитаре, — предложила я.
— Я уже играл сегодня.
— Детуля, — заканючила я, — мне нужно немножко поработать. Совсем чуть-чуть, а потом мы пойдем домой, а по дороге купим тебе компьютерную игру.
— Торг здесь неуместен, — отрезал детуля. — И вообще, мамочка, ты когда-нибудь можешь посвятить мне выходные полностью? Или у тебя на меня времени не хватает?
Началось, подумала я. Неужели у всех мужиков это в крови, прямо с малолетства — ревновать близкую женщину к работе?
— Малыш. — Я присела перед ним на корточки, и он вынужден был остановиться, глядя на меня сверху вниз. — Я хотела бы проводить с тобой все свое время, и когда-то было именно так. Когда ты только родился, ты нуждался во мне каждую секунду. Но сейчас ты подрос и уже в состоянии занять себя сам.
— Ну и что? — хмуро спросил он.
— Если бы я бросила работу, сидела бы с тобой дома, то это была бы не я. Ты согласен на другую маму?
— Нет, — подумав, ответил он. — Уговорила. Не хочу я тащиться в прокуратуру, но ради мамы придется пожертвовать собой.
— Какой у тебя большой словарный запас, — подивилась я, внутренне возликовав.
— Весь в маму, — пробурчал мой бременский музыкант, поправляя на плече ремень гитарного чехла. — Кстати, ма. Нам вчера объявили оценки за триместр.
— Ну, и чем порадуешь? «Троек» много? — спросила я для проформы, поскольку мой мальчик учился хорошо, на «четыре» и «пять».
— Одна, — ответил он, глядя в сторону и почему-то ухмыляясь.
— Ну, и по какому же предмету?
— Ты будешь смеяться.
— Ну-ну?
— По музыке.
Мой чертенок хитро улыбнулся.
— Гоша! За что «тройка»?
— Да у нас учительница какая-то своеобразная…
— Учительница? А может, не надо на зеркало пенять, коли с лицом проблемы?
— Ма, я ценю твой юмор, только у меня в журнале стоят две «двойки» и «тройка». Так что еще спасибо, что не «пара» в триместре.
— Ага, спасибо, — машинально сказала я. — А за что же все-таки «пары»?
— Ну, я же сказал, что она своеобразная. Первая «пара» за то, что я смотрел на нее злыми глазами…
— Что?
— Ну, она так сказала.
— Так. А вторая?
— А я уже не помню. Наверное, тетрадку не принес.
Все понятно. Как говорит моя подруга Регина, у которой двое пацанов и гораздо больший опыт в общении с педагогами: «Ну что, срочно покупай большой букет — и в школу…»
— Кролик, а тебе самому не смешно? Я бы еще поняла, если бы тебе «пары» ставили за отсутствие музыкальных способностей…
— А кстати, мамочка, что у тебя было по музыке?
— У меня? «Пятерочка».
— «Пятерочка»? — хитро прищурился Гоша. — А ты все время говорила, что тебе медведь на ухо наступил.
— Наступил.
— А за что же «пятерочка»?
— А за то, что я красиво записывала в тетрадку тексты песен.
— А-а.
— Вот так-то. Делай выводы.
За воспитательными беседами и дорога до прокуратуры незаметно пролетела. Когда мы входили в прокуратурский подъезд, нам побибикала стоявшая за углом машина, в которой я не сразу признала синцовскую «шестерку». Я придержала дверь и подождала, пока Андрей закроет машину и догонит нас. Он уважительно пожал моему сыну руку, потрогал гитару, обменялся с Гошкой парой непонятных мне музыкальных терминов, и мы пошли по длинному прокуратурскому коридору, непривычно пустынному в выходной. Дверь в приемную была открыта, из кабинета прокурора доносилось радио — песни семидесятых годов.