По замку замелькали факелы. Вмиг опустели мягкие и жесткие ложа. Поднялась оживленная суматоха, какая бывает лишь в радостных случаях.
Вдали весело заливался ностевский рожок. Едва всадники приблизились к воротам, Русудан махнула платком, и дружно грянул вверх залп из девяти мушкетов.
Кони шарахнулись, присели на задние ноги. Всадники опешили. Гиви хотел что-то выкрикнуть, но у него язык прилип к гортани. Мгновенно одна и та же мысль промелькнула у всех: "Кто в замке? Неужели захвачен врагами?!"
Но уже шумно открывались ворота.
- Почему коней осадили? - сбегая по каменной лестнице, кричал Иорам. Девять огненных муз встречают дорогих "барсов"!
Звонкие и радостные возгласы рассеяли все подозрения. И уже наперебой сыпались приветствия, слышались поцелуи... Воспользовавшись секундной паузой, Гиви зычно выкрикнул:
- Люди! Друзья! Дорогая Русудан!.. Э, где моя Хорешани?! Мы все целы! Месхети блестит, как вылуженный котел! Ни одного перса!
- Прикрой щитом рот на полтора часа, пустая башка! Можно подумать, ты один котлом занят был!
Гиви, прикрывшись щитом, шепнул Дареджан:
- Голодны, как медведи после зимы!..
И Гиви не успел еще со всеми перецеловаться, а на вертелах уже что-то шипело, из подвала несся терпкий запах вина, в зале для еды вспыхнули светильники, зазвенели сосуды.
Но куда бежит улыбчивая ночь? Почему не задержит ласковый покров над счастливыми? Не успели слова сказать, уже из-за горы щурится солнце.
Скорее встревожила, чем обрадовала Русудан и Хорешани большая победа. Что теперь будет? Как персидские сардары ответят на поражение?
- Что будет? - бесшабашно встряхнул головой Дато. - Настоящая война.
- А войско где возьмется? Ведь совсем одни остались.
- Крупное дело задумал я...
И тут Саакадзе подробно рассказал, как Сафар-паша устроил им пышную встречу в Ахалцихе: смотр янычарских орт на берегу Поцхов-чая, потом внутри крепости, у стен мечети, увенчанной позолоченным изображением луны, как наградил дружинников и ополченцев серебряной монетой, азнауров - турецкими седлами и чепраками с изображением полумесяца, а приближенных Саакадзе босфорскими ножами, крытыми светло-голубой эмалью. Но Папуна получил не оружие, а алкоран с бирюзовой застежкой, ибо сильно угодил паше сравнением небесного полумесяца, недосягаемого в своем величии, с иранским одряхлевшим львом, который оседлал свою пыльную спину поддельным солнцем и грозно вскинул лапу с деревянным мечом. Сафар-паша не забыл блеснуть и вечерним пиром в честь победителей. Во дворце пашей почтительный эфенди ввел их в зал через множество маленьких покоев, украшенных затейливой резьбой и соединенных узкими переходами. Под вкрадчивое журчание фонтана Сафар-паша усиленно советовал Моурав-беку прибегнуть к покровительству султана. О чем только не пел босфорский соловей! Но о девяти мушкетах умолчал.
- И ты, Георгий, решил последовать его совету? - слегка обеспокоилась Русудан.
- Раньше хочу еще раз попытаться убедить католикоса.
Тут Хорешани нашла своевременным сказать о казахской плетке. Несмотря на нетерпение, до конца полуденной еды "барсы" продолжали подшучивать над Папуна, убеждая его отослать алкоран правоверному Андукапару. Но как только очутились в башенке Георгия, Дато остервенело набросился на плетку и, к отчаянью Гиви, растерзал ее на части. С трудом развинтив рукоятку, Дато извлек узенькую полоску свитка...
"...и еще такое скажу, Моурави, найди для гонца к Шадиману важный предлог, ибо, как я ни хитрил, князь Шадиман уклончиво отвечал: "Выедешь из Тбилиси, мой чубукчи проводит тебя и в известном ему месте передаст тебе послание и укажет дальнейший путь..." Думаю, Моурави, не к князьям Средней Картли посылал "змеиный" князь меня, ибо все именитые съехались в Метехи. И еще: Хосро-мирза не стал бы попусту утруждать себя".
Затем Вардан подробно описал пребывание в доме азнауров Даутбека и Димитрия лорийского советника и какое оживление вызвало на тбилисском майдане появление опозорившегося Сакума. Сетовал Вардан и на торговые невзгоды, и на благосклонность царя Симона, "желающего слишком часто видеть несчастных купцов и амкаров перед троном, чем способствует разорению майдана, ибо дары тащат и те и другие..."
Но Георгий Саакадзе, не дослушав послания мелика, зашагал от оконца до узких дверей и обратно.
- Почти уверен, друзья, - вдруг резко остановился он, - что знаю, к кому Шадиман направил тайного гонца.
- К кому, Георгий?! Неужели полагаешь...
- Да, ты угадал, Даутбек, к шакалу!
- Но вряд ли он не знает о прибытии Теймураза в горы Тушети, и тогда непонятно...
- Что-то еще понадобилось Метехи от Зураба Арагвского!
- Не натравить ли на нас?
- Без помощи Шадимана натравил бы изменник на нас всех шакалов, если бы принимал нас за птичек, полтора ишака ему на закуску!
- Так вот, друзья мои, предлог я уже нашел.
Придвинув к себе серебряную чернильницу, Саакадзе углубился в размышления. Глубокое молчание нарушалось лишь поскрипыванием гусиного пера. Пануш недружелюбно поглядывал на бесцеремонно прыгающих по тахте солнечных зайчиков.
Внезапно молчание чуть было не нарушилось: Гиви припомнил, как на него обрушился кое-кто из умных "барсов" за поручение купить плетку, - а вот сейчас видно, у кого пустая башка.
Взглянув на рассвирепевшего Димитрия, хладнокровный Даутбек тихо посоветовал Гиви отложить опасный спор до вечерней еды.
Георгий поднялся. Он закончил послание к Шадиману. Отдав должное дружеским излияниям, Саакадзе просил главного везира, князя Шадимана Бараташвили, указать, куда направить надоевшее ему, Георгию Саакадзе, хуже ослиного крика, жалкое семейство мелика-атабага Лорийского. "Приходится признаться, сколько "барсы" ни искали, не могли найти этого сторонника Иса-хана. Очевидно, храбрец, чье хвастливое оружие покрыто мною ржавчиною бесславья и обречено на долгое бездействие, отсиживается в неведомой норе, залечивая прищемленный ядовитый язык. Это почетное занятие надолго отвлечет его от мысли пленить Георгия Саакадзе. Но если и Метехи не знает, как напасть на след беглеца, то, быть может, знает, где зализывает свой прищемленный хвост великий мудрец Сакум? И лишь только князь Шадиман с помощью Сакума пожелает ответить, пленники будут направлены в указанное князем место. Рассчитываю, что жена проявит снисходительность к бывшему атабагу, утратившему в бегах свою боевую мощь..." Заразительнее всех хохотал Папуна. Затем стали обдумывать, кого же послать. Конечно, не для того, чтобы выведать, куда направляли Вардана, - об этом и так догадались, - а теперь важно разведать, что ответил на послание Метехи арагвский шакал.