Когда глаза Килько попривыкли к слабому свету, он обнаружил, что подземный грот почти целиком заполняет широкое, имеющее форму почки озеро, по которому, с шумом загребая, шастает на стареньком надувном матрасе мерзейшего обличия фигляр по прозванью Гормон. Кормился он сырой рыбой, порой приправляя ее гарниром, от случая к случаю поступавшим из внешнего мира в виде заблудившегося путника вроде Килько, так что неожиданному появлению последнего в своей подземной сауне Гормон обрадовался так, словно к нему пожаловал не Килько, а грузовик с куриными окорочками. Впрочем, подобно всякому, в чьих жилах струится кровь прародителей-хобботов, Гормон полагал, что существо, превышающее ростом пять дюймов, а весом десять фунтов, так просто не укокошишь, тут требуется тонкий подход, и вследствие этого он, желая выгадать время, предложил Килько поиграть в загадки. Килько, которого одолела внезапная амнезия во всем, что касается гномов, которых как раз в это время рубили в лапшу неподалеку от входа в пещеру, принял его предложение.
Они загадали друг другу немало загадок насчет того, кто снимался в роли Микки Мауса или что такое криптон. В конце концов, Килько повезло. Мучительно придумывая очередную загадку, он нащупал в кармане свой короткоствольный пистолет 38-го калибра и машинально воскликнул: «Что это у меня в кармане?», а Гормон, приняв вопрос за загадку, не смог ее отгадать. Охваченный любопытством, он поплыл к Килько, повизгивая: «Дай поглядеть, дай поглядеть». Килько охотно подчинился, вытянул пистолет из кармана и разрядил его в сторону Гормона. Темнота не позволяла ему толком прицелиться, так что он всего лишь продырявил матрас, а не умевший плавать Гормон, барахтаясь в воде, протянул к Килько руки, умоляя вытащить его. Вытаскивая Гормона, Килько приметил у него на пальце интересное с виду колечко и заодно уж стащил и его. Килько, может, и прикончил бы Гормона прямо на месте, но жалость остановила его руку. «Какая жалость, — думал он, уходя назад по туннелю и слушая гневные вопли Гормона, — что я расстрелял все патроны».
Любопытно, что Килько никогда никому не описывал этих событий, уверяя, будто вытащил кольцо у свиньи из носа или подобрал в карете скорой помощи, — он-де забыл уже, как было дело. В конце концов, подозрительный от природы Гельфанд с помощью одного из своих таинственных снадобий все-таки вытянул из Килько правду, однако его уже тогда сильно насторожило одно обстоятельство, — как это Килько, бывший по натуре своей завзятым и безудержным вруном, не сумел с самого начала состряпать более впечатляющей лжи. Именно тогда, за пятьдесят лет до начала нашей истории, у Гельфанда возникли первые домыслы о том, что представляет собой Кольцо и насколько оно важно. Впрочем, домыслы эти, как и всегда, не содержали даже крупицы истины.
I. МОИ ГОСТИ — КОГО ЗАХОЧУ, ТОГО И ЗАМОЧУ
Когда господин Килько Сукинс из Засучек брюзгливо объявил о своем намерении выставить всем хобботам, проживающим в этой части Шныра, дармовое угощение, Хобботаун отреагировал без промедления: все его грязные трущобы до единой огласились воплями «Шикарно!» и «Горячих кутят нажремся, братва!». Кое-кого из жителей городка, получивших небольшие свитки с выгравированным на них приглашением, обуяло такое нетерпение, что они, впав от жадности во временное помешательство, сожрали сами эти свитки. Впрочем, начальная истерия вскоре улеглась, а хобботы вернулись к своим повседневным рутинным занятиям, вернее сказать, впали в привычное для них коматозное состояние.
Тем не менее, по городку загуляли будоражащие слухи о прибывающих к Килько грузах, которые он якобы прятал в свои амбары: о цельных тушах всякого рогатого скота, о здоровенных бочонках с пенником, о фейерверках, о тоннах картофельной ботвы и о колоссальных бочках, набитых свиными головами. В город целыми телегами повезли кипы свежесрезанного чертополоха — популярного и очень мощного рвотного средства. Новости о предстоящем празднике добрались аж до Брендивина, и проживавшие вне Хобботауна шныряне начали сползаться в городок, словно мигрирующие пиявки, и каждый надеялся натрескаться так, чтобы в сравнении с ним и минога показалась застенчивой скромницей.
Никто в Шныре не обладал такой бездонной глоткой, как вечно поровший какую-нибудь чушь (ибо он впадал уже в старческое слабоумие) дряхлый сплетник Хам Грымжи. Полжизни Хам честно трудился, исправляя в городке должность околоточного, но уже много лет как вышел в отставку и скромно жил на доходы от налаженного им еще в прежнее время бизнеса, двумя составными частями которого были вымогательство и шантаж.