— Можно мне тоже? — хрипло просит Холли. — Ужасно хочется пить.
Они оглядываются, салютуют ей фужерами и продолжают пить. В фужеры вставлены лимонные дольки, а на стенках образовались капли конденсата. Холли думает о том, как бы ей хотелось высунуть язык и слизать эти маленькие капельки конденсата со стенок бокалов. Она облизала бы их до самого верха, обсосала бы лимонные дольки, а потом осушила бы оба бокала.
— Ты не смогла бы грамотно распорядиться таким количеством денег, — говорит дядя Генри и делает глоток. — Мы сделали это для твоего же блага.
— Ты хрупкая и беззащитная, — говорит Шарлотта и делает свой глоток. Так утонченно! Как она не может жадно хлебнуть? Холли опустошила бы оба бокала, если бы только они дали их ей.
Шарлотта протягивает Холли свой фужер:
— Ты можешь взять его.
Дядя Генри протягивает свой:
— Можешь взять и этот.
И вместе, напевая, как дети:
— Как только ты согласишься прекратить все свои опасные глупости и вернешься домой.
Холли вырывается из этого сна. Реальность — это клетка в подвале Харрисов. Ребра всё еще болят, а рана на руке выглядит так, словно ее облили жидкостью для зажигалок и подожгли, но все эти боли — ничто по сравнению с неумолимой жаждой. По крайней мере, рана от пули, кажется, перестала кровоточить; то, что находится на ее импровизированной повязке, уже не красное, а коричневое. Она думает, что снять рубашку с раны будет очень больно, но не это ее главная проблема сейчас.
Она поднимается на ноги и идет к решетке. Возле лестницы лежит тело Родни Харриса. Эмили свалилась окончательно и лежит теперь на боку. Должно быть, она оставила дверь на кухню открытой, потому что рядом с Родди уже скучковались мухи, которые пробуют его пролитую кровь. А пробовать есть что.
Холли думает: «Я бы продала душу за бокал пива… а я его даже не люблю».
Она вспоминает, как закончился ее сон, этим детским напевом: «Как только ты согласишься прекратить все свои опасные глупости и вернешься домой».
Она уверяет себя, что кто-то придет. Рано или поздно кто-то должен прийти. Вопрос лишь в том, в каком состоянии она будет, когда это произойдет. И будет ли она вообще жива. Но даже сейчас, когда у нее всё болит, когда за клеткой, в которой она заперта, лежат два трупа, когда ее мучает жажда…
— Я ни о чем не сожалею, — хрипит она. — Ни о чем.
Ну, только об одном. Прятаться за бензопилами было большой ошибкой.
Холли думает: «Мне нужно научиться больше доверять себе. Придется поработать над этим».
24
Барбара тоже видит сон. Она врывается в гостиную дома Оливии Кингсбери на Ридж-роуд и застает Оливию, сидящей в привычном кресле, читающей книгу «Погружение на месте крушения» Адриенны Рич[161] и поедающей маленький бутерброд. На столе рядом с ней дымится чашка горячего чая.
— Я думала, ты умерла! — плачет Барбара. — Мне сказали, что ты умерла!
— Чушь собачья, — говорит Оливия, откладывая книгу. — Я вполне намерена отметить свое столетие. Рассказывала ли я тебе о том, как Хорхе Кастро выступил на собрании, где решалась судьба Поэтической мастерской? С лица Эмили не сходила улыбка, но ее глаза…
Раздается трель мобильного телефона Барбары, и сон рушится. Он был прекрасен, потому что в нем Оливия была жива, но это был всего лишь сон. Она хватает телефон и видит на экране фотографию улыбающейся матери. Она также видит время: 16:03. Джером, должно быть, уже в Пенсильвании.
— При… — Ей приходится прочистить горло. — Привет, мам.
— Ты вздремнула?
— Я просто хотела прилечь, но, кажется, заснула. Мне приснилось, что Оливия еще жива.
— О, дорогая. Мне так жаль. Мне снились такие же сны после смерти твоей бабушки Энни. Мне всегда было жаль просыпаться.
— Да, как-то так. — Барбара проводит рукой по волосам и думает о том, что говорила ей во сне Оливия, когда ее разбудил телефон. И о своей мимолётной мысли о фургоне на записи с камер наблюдения, кажется, это может быть важным. «Датч бы знал», — думает она. — «Датч бы всё это разгадал».
— … Холли?
— Что?
— Я спросила, не нашли ли вы Холли. Или не выходила ли она на связь.
— Нет, пока нет. — Она по-прежнему не намерена рассказывать Тане о своих страхах. Может быть, после возвращения Джея, но не раньше.
— Вероятно, она на севере штата, занимается делами своей матери. — Таня понижает голос. — Я бы никогда не сказала этого Холли, но Шарлотта Гибни умерла не от ковида, она умерла от глупости.
Барбара не может сдержать улыбку.
161
Адриенна Рич — американская поэтесса, публицистка, представительница второй волны феминизма