Хосе тем временем начал рассказывать о своих приключениях в Америке, которые Кирилл превратил в жалостливую историю о людях, лишившихся крова и веры, которых женщины, как настоящие и будущие матери, должны впустить в свой дом, раскрыв перед ними двери своей безгрешной души. Кирилл припомнил женщинам о Деве Марии и ее всепоглощающей любви. Как раз в это время Хосе, эмоционально возводя руки к небу, рассказывал о том, как зарубил мачете первого нигера, торгующего крэком у него на районе.
Услышав слово «крэк», Кирилл быстро сориентировался и начал долго рассказывать о самаритянах, которые если бы жили в Содоме с Гоморрой, могли бы спасти эти падшие города.
Потом Хосе начал перечислять, какие он знает наркотики. В устах Кирилла они превратились в добродетели, направленные против смертных грехов.
В горле у Хосе пересохло, и он кашлянул. Кирилл это расценил как знак, что пора закругляться.
Седовласый органист от имени всех прихожан потребовал причастить их и выступил с ответной речью о том, что в отсутствии пастыря они чуть не погрязли в грехах и поблагодарил Бога, сыграв на органе какую-то громкую мелодию.
Причастие отложили на потом, потому что не было просфор, символизирующих плоть Господню, и из-за коньяка, вместо вина в железной фляжке Кирилла, половину из которой Хосе отхлебнул для смелости перед тем, как идти к своей пастве.
Пока Кирилл, понравившийся женщинам не меньше падре, отвечал на вопросы, Хосе незаметно вышел из кирки на улицу, вздохнув соленый морской воздух. Он расстегнул душивший его воротник и вытащил белую вставку священника. Ему никогда в жизни еще не было так стыдно.
Несколько раз вздохнув, он полез в карман за пачкой сигарет, но, вспомнив о своем сане, сплюнул и зашагал по мощеному скверу к дороге. В кармане зазвонил телефон.
– Да, Кирюх… Я пройдусь. Не могу так больше. Ты уж сам как-то там закончи. Не люблю этих маскарадов.
Он засунул телефон в карман пиджака и сходу врезался в остановившийся прямо перед ним черный спортивный БМВ. Тонированное стекло опустилось и оттуда выглянула сногсшибательная блондинка в широких темных очках:
– Вы очень интересно рассказывали, падре, о русском мальчике из Сальвадора, – на хорошем испанском сказала она и подняла очки, – а вот переводчик ваш испанского совсем не знает. А может вы не совсем падре? – девушка улыбнулась.
Хосе занервничал, и рука сама потянулась к несуществующему пистолету, который должен торчать за поясом под пиджаком.
– Да не волнуйтесь вы так, – снова улыбнулась она, – впечатление на наших наседок вы произвели, – продолжила девушка на испанском, – и переводчик у вас очень красноречивый был. Может вас подвезти? А вы мне историю расскажете, – девушка хитро прищурила глаз, – меня, кстати, Алина зовут. А вас как называть, падре?
Хосе посмотрел на загадочную незнакомку и ответил ей на чисто русском:
– Я Хосе. А в испанском нет слова «наседка». Есть «курица» или «клуша», по-вашему.
Девушка открыла от удивления рот и не успела понять, как Хосе оказался на сиденье рядом с ней.
– Подвезти, говоришь? – его жгучие черные глаза, сверкнув каким-то дьявольским блеском, будто прожгли ее насквозь, – а давай! И историю я тебе расскажу. Только вот не знаю, понравится она тебе или нет. Потому что я пока не знаю, как она закончится – хорошо или плохо. Это уже тебе решать. Давай, газуй. К морю прокатимся, – Хосе посмотрел на удивленное и немного напуганное лицо девушки, достал пачку сигарет, вытащил одну, помял, и, щелкнув платиновой зажигалкой, закурил.
Девушка тронулась. Хосе достал телефон:
– Кирилл, я немного задержусь, так что ужинайте без меня. Давай, до связи.
– Точно к морю? – напуганная девушка дрожащими пальцами вцепилась в руль.
– А куда еще? – Хосе по-доброму улыбнулся, – насколько я знаю, в любой стране мира лучшие рыбные рестораны стоят на берегу моря. У вас он, кажется, «Прибой» называется? Хорошее название, – Хосе затянулся сигаретой, – а вино там хорошее испанское есть? – Алина пожала плечами, – ну тогда поехали, заодно и проверим, – Хосе откинулся на кожаное сиденье.