Холод выпустил струю дыма и слегка прищурил глаза… Япония, Забайкалье, Америка, Тайга, и вот теперь Балтийское море. Странная история, которая свернулась в еще более странный клубок. Здесь переплелось все – люди, судьбы, города, целые страны. А надо просто дернуть за нитку. Неизвестно почему, в голове Холода всплыла древняя азиатская мудрость: «Нет пути к счастью. Путь – и есть счастье».
– Да ну на хер такое счастье! – он затянулся и бросил окурок в мраморный вазон, залитый водой.
В дверном проеме появилась огромная фигура Вована:
– Слышь, Холод, мы тут решили шаурму заказать. Будешь? – Холод задумчиво кивнул, – она у них тут офигительная! – продолжил Вова.
– Тогда две, – улыбнулся Холод и вернулся в реальность, где вместо старой крепости была семья, друзья и новые знакомые, с отцом которых, Клещом, они в девяностых попили немало крови коммерсантов в обеих столицах.
3 глава - 3
Хосе и Алина осторожно ступали по мраморному полу старого немецкого госпиталя, засыпанного разноцветной осенней листвой. Где-то за ними тащились Вован с Ариной.
– Ты, наверное, в таких странных местах не бывал никогда? – девушка посмотрела на «мароса», который жил в родных трущобах Сальвадора и не раз выезжал в колумбийские джунгли на встречи с картелями, которые редко заканчивались без пальбы. Хосе поморщился и вспомнил Детройт, а потом тайгу, но посмотрев на Алину, зачем-то согласно кивнул, а она продолжила, – я вот вообще больницы не люблю. Столько лет прошло, а до сих пор кажется, что больничные запахи здесь. Кажется, вот знаешь, прям… – она посмотрела на Хосе, – сейчас какой-нибудь псих выскочит… Не люблю ни больницы, ни тюрьмы.
Хосе, отмотавший в Сальвадоре тюремный срок, удивленно посмотрел на девушку, но Алина пояснила:
– Мы к отцу на свидание в «Кресты» ездили. Вот что в больницах, что в тюрьмах запах одинаковый. Пахнет надеждой и страхом.
Сальвадорец на всякий случай пошмыгал носом. В старой психушке пахло прелыми осенними листьями и еще одиночеством, от которого почему-то совсем не хотелось бежать. Здесь хотелось немного побыть.
– Так обычно тайны пахнут, – он посмотрел на Алину.
– Может ты и прав, – она пнула кроссовком кучку листьев, и они, шурша, полетели по коридору, разносимые ветром, проникающим сюда через разбитые стекла, – когда среди тайн живешь, как-то к этому привыкаешь. Я вообще сюда ехать не хотела. Так, только из-за сестры с мамой. Мне здесь все не нравилось. И море здесь какое-то не такое. Черное, и кажется очень глубоким. Но осталась. Я знаешь, чего хотела? – она зашла вперед и взглянула на Хосе, – чтобы я в замке жила. Как принцесса.
– За которой однажды придет храбрый рыцарь? – улыбнулся Хосе.
– Именно так, – Алина засмеялась, – ну не обязательно храбрый. И даже неважно, хороший он или плохой. Главное, чтобы рыцарь, который взял и забрал бы меня отсюда. Или нет. Знаешь даже как было бы лучше? – девушка посмотрела на полукруглые своды потолка, которые словно давили сверху каким-то непонятным, желтым больничным небом, – остался бы жить в этом замке.
– Ну, с замками здесь вроде как нормально, – Хосе огляделся по сторонам, – что, с рыцарями совсем плохо?
– А уже не важно, она махнула рукой, – я уже даже хотела уехать. А потом осталась, – она снова пнула листья и посмотрела на Хосе.
– С рыцарями опасно, – посмотрел на нее Хосе, – обычно не они приключения ищут. Они сами их находят.
– А это ж круто! – Алина остановилась возле огромной двери, которую украшало чудом уцелевшее стекло – мозаика, в середине которого, словно, словно по иронии судьбы, скакал рыцарь с копьем и щитом, на котором красовался красный крест, – я бы стала подругой рыцаря, и мы бы вместе искали приключения, спасали мир, сражались бы с чудовищами, а потом возвращались в свой замок. Я бы готовила ему обед, – девушка замялась, – я правда не очень умею, но яичницу жарить могу. А потом были бы другие приключения.
– Так почему ты не уехала? – Хосе резко схватил ее за руку и притянул к себе, обняв за талию.
– А вот пока не знаю, – она игриво вырвалась и зашагала вперед.
– Где там Вова с твоей сестрой? – Хосе немного засмущался и покраснел, вспомнив свои рыцарские латы Робокопа, оставшиеся в Детройте и сейчас украшающие гостиную нового дома Роберто.