– Да-да-да, – продолжил Кирилл, – так же здесь журнал. Насколько я понял, люди работали по сменам. Все четко, как в бухгалтерии. Дата прибытия, дата отбытия. Вот, например, – Кирилл взял из рук Арины папку, – на объект «Аэродром» выехало пять человек во столько-то, вернулось во столько-то. Цифрами обозначено, что они с собой привезли. Выезжали они раз в неделю по субботам. Регулярно. Я так понимаю, это когда спецрейсы приходили и сбрасывали груз. Или вот. Объект «Госпиталь», – Кирилл перелистнул страницу, – фрау такая-то, а с ней «хер Д.» и «хер Б.» получили то-то и то-то. Дальше цифрами. Теперь находим эту фрау. Она прибыла такого-то числа и такого-то числа убыла через объект «Крепость».
– А если для опытов люди, – посмотрел на Кирилла Хосе, – как они обозначены?
– А… здесь все хитро, – Кирилл полистал папку, – вот, например, с кайзера прибыло шестнадцать туш.
– Сейчас пояндексим, – Вован вытащил телефон.
– Не заморачивайся, – Кирилл остановил его жестом руки, – я уже проверил. «Кайзер» – это подводная лодка. Грузовая. Так вот. Она привезла эти шестнадцать «туш» и забрала фрау, а через неделю она забрала всех херов… пардоньте, – осекся Кирилл, – а субмарина «Висла» доставила новых «М», «Л» и «К».
– Новых херов! – пробубнил Вова, – посменно, твари, работали, как на заводе.
– А это что? – Алина подняла листок, выпавший из папки, – крестики, звездочки, буквы… Вот, например, Б-четыре.
– Морской бой какой-то, – усмехнулся Холод, – Б1, Б2, Б3, Б4 – убит четырехпалубный.
– Нет, – Арина заглянула через плечо сестры в листок. «Б» – это бастион. Их как раз всего четыре. А если судить по значкам… Вначале звездочка. Звездочка – значит живой, а потом крестик – значит умер. Видимо, это пленные.
– Да, точно, – Тея посмотрела на Холода, – помнишь, Васюков говорил, что они что-то переделывали. Да и мы какие-то клетушки видели. Видимо это и есть камеры.
– Согласен, систер, – подхватил Кирилл, – тогда все вообще в цвет бьет. «Хер О», «Хер П» и «Хер Ю» получили пятнадцать туш для объекта «Госпиталь». Ну-ка посмотри, – Кирилл повернулся к Алине, – посмотри там в листке по датам. Шестнадцатое июня тысяча девятьсот сорок четвертого.
Алина стала внимательно изучать листок:
– Да, есть. Двадцатое июня шестнадцать человек Б41, Б46, Б49 и дальше так все шестнадцать.
– Интересно, сколько там таких «Б» было? – задумчиво произнес Холод.
– До фига, – ответила ему Алина, – и в конце каждого крестик.
– Ладно, вы тут колдуйте дальше, а у меня еще дельце имеется, – Кирилл положил папку и посмотрел на Холода, – на минуточку тебя. Спросить хочу.
И они вышли на улицу, пока остальные изучали разложенные на столе бумаги.
– Слушайте, – молчавший до этого Хосе сдвинул вместе старую и новую карты Прибалтийска, – на немецкой карте кладбища нет. А на советской уже есть.
– Сейчас, – засуетилась Арина, – я, кажется, понимаю, – и откопала среди кучи бумаг какую-то красную папку, – вот смотрите, что приняли военные, придя в этот городок. Уже в России. Объекты – старая крепость и прилегающее к психиатрической больнице кладбище защитников Прибалтийска…
– Так тут же войны не было, – подняла на сестру глаза Алина, – кто здесь что защищал? Нет, я конечно понимаю, всякое может быть, но… чтобы целое кладбище…
– Ты права, – ответила ей Арина, – этот город никогда не был советским. Он был частью немецкого гарнизона Пилау. Обычный приграничный городок.
– И сколько там могил? – Тея прикусила губу.
– По документам восемьсот тридцать четыре захоронения, – ответила Арина.
– Может быть местные? – посмотрел на всех Хосе, словно не желая верить в очевидное.
– Нет, – оборвала его Арина, – местных тогда здесь было не более пятисот человек. И хоронили их на католическом кладбище, где потом уже после войны всех хоронить начали. Это за лесом, к аэродрому ближе. Там даже из психбольницы хоронили под номерами.
– А почему тогда если город католический, кирка лютеранская? – не понял Хосе.
– Врачи первые были лютеране. А потом ее как кирку использовать даже не стали. Например, во время войны там зенитка стояла. Была огневая точка.