Он размахнулся и собирался сделать это еще раз, но его лицо искривилось страшной гримасой боли. Он пошатнулся, упал на колени и рухнул лицом вниз. Сзади него стоял изможденный худой Альберт с окровавленной рукой. Его бескровные губы прошептали:
– Людей нельзя бить. Это плохо. Это нельзя.
– Э, Альберт, ты чего? – Арнольд направил пистолет на Кирилла, – давай этого убирай. Порви его! Зачем ты Мишу тронул?
– Миша плохо, – прошептал Альберт, – он бил людей. И ты плохо. Ты врешь. Плохо…
– Да откуда ты знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо? – рассвирепел Арнольд и приставил пистолет ко лбу Кирилла.
Кирилл тяжело вздохнул. Дрожащий палец Арнольда стал сливаться с курком. В полной тишине стало слышно, как с бетонного потолка капают капли воды. Кирилл посмотрел на Альберта, дрожащие губы которого зашевелились:
– Знаю. Тетя в больнице. Хорошо и плохо. Кроха сын к отцу пришел… Спросила кроха… Что такое хорошо… и что такое плохо…
Арнольд опешил. Этой секунды хватило Кириллу, чтобы выбить у него из рук пистолет и, повалив на пол, прижать лицом к холодному бетону. Альберт напрягся.
– Не плохо! – Кирилл поднял руку и взглянул в красные глаза, – Альберт, я его не бью. Я только заберу пистолет, чтобы он не сделал плохо, – Кирилл засунул пушку Арнольда за пояс, взял свой пистолет со скамейки и положил в карман, – всё. Нет больше плохого. Никто никого бить не будет.
– Плохо, – глаза Альберта налились кровью еще сильнее, – Кирилл напрягся, а Альберт посмотрел на лежащего брата и прошептал, – три…там, наверху… плохо... Миша их... Порошок… Плохо…
– Тогда пойдем, найдем плохих, спасем хороших. Так будет хорошо. Всем.
– Да, – кивнул Альберт, и Кирилл понял, что в красных глазах нет ненависти красноглазых, а есть лишь бесконечная и черная, как море, печаль.
– Пойдем, – он взял грязное одеяло, стряхнул его и накинул на худые плечи Альберта, – пошли.
– А он? – Альберт посмотрел на забившегося в угол Арнольда.
– А это тебе думать, – ответил Кирилл.
Красные глаза на миг стали какими-то по-детски серьезными, и он снова что-то зашептал.
– Малышей не обижать… учат в школе…
Он немного постоял на пороге и впервые за много лет шагнул за дверь своей бетонной тюрьмы. Дождался, когда выйдет Кирилл, и запер ее, повернув огромное колесо снаружи.
– Он наказан, – Альберт посмотрел на Кирилла, которому показалось, что тот довольно улыбнулся, – он наказан. Вот, – Альберт протянул Кириллу ключ-карту от железной двери, которую Вован и Хосе с сестрами нашли в психушке.
Кирилл взял ее и почесал голову:
– Вот только понять бы, куда идти…
– А ничего понимать не надо, – Кирилл услышал показавшийся таким родным голос Вована, – здесь две дороги – через старую крепость и через психушку. Э, а это кто с тобой? Что за чудо? – Вова насторожился, увидев красные глаза Альберта, выглядывающего из-за спины Кирилла.
– Стой, Вова, – Кирилл жестом руки остановил Вована, – это еще один Хоф. Он просто болен. Он нормальный, не такой, как те.
Неожиданно из темноты вышла Арина в прорезиненном костюме и с фонариком в руках.
– Вова, что тут… – начала было она, но Вован остановил ее.
– Тише, не шуми. И не бойся. Это просто человек такой. Он болен. Я тебе потом расскажу. Куда сейчас, Кирюх? – Вова повернулся к Кириллу.
– Пойдем, Хосе впустим. У меня ключ есть.
Минут десять они топали к двери, за которой их поджидали Хосе с Алиной.
Отдышавшись, команда решила провести совещание.
– Короче, вот этого болезного, – Вова показал на Альберта, – надо наверх, туда полюбас. Я смотрю, он тебе, Кирюха, как брат, так что давайте его аккуратненько через психушку и в город. А то он у нас прямо тут дуба дать может. Его вон как колбасит.
– Не получится через верх, – Хосе закусил губу, – там дверь с той стороны кто-то закрыл. Не выйдем.
– Тогда через море, – сказал Вова, но тут уже занервничал Альберт.
– Нет-нет, – затвердил он.
– Ну тогда давай через дом Хофа попробуем, – только бы узнать, как? – Вова поскреб щетину.