– Прикинь, Холод, у них как будто весь город вымер. Девять часов, а на улице ни души. Только это… машины охраны. Тачек десять встретил. Охраны до хрена, а полиции нет. Интересно, что и от кого они здесь охраняют? – он швырнул коробку на стол и плюхнулся на скрипучий диван.
– Себя от себя родимых, – Холод поднялся с кресла-качалки, открыл коробку и выудил оттуда кусок пиццы «Пепероне», – ты со своим товарищем созвонился?
– Ага, – Вован тоже взял пиццу, – на двенадцать часов договорились у железнодорожного вокзала… – он откусил пиццу, достал телефон и прочитал по слогам, – «Гара-де-Норд», – только это… знаешь, чего… давай я сам схожу, а то он, этот Гараш, какой-то весь на измене.
– Ну давай, – кивнул Холод, откусил пиццу, хлебнул кофе и заново уселся в кресло-качалку, – и скажи своему «Гаражу», чтобы он сильно там не «аллокал», мы же не страшные.
1 глава - 2
Отправив Вована к его загадочному другу, Холод накинул куртку и тоже решил пройтись. Днем Бухарест еще больше напоминал пыльную бетонную коробку серого цвета. Несмотря на то, что солнечные лучи пытались как-то раскрасить стены, веселее от этого не становилось. Солнечные зайчики стекали куда-то вниз и напоминали разводы мочи в кабинках общественных туалетов времен девяностых.
У какого-то огромного зеркального небоскреба за Холодом увязалась дворняжка и отстала от него только возле парка, когда Холод купил и скормил ей хот-дог.
Он вошел в парк. Казалось, снег туда свезли со всего Бухареста. Но, несмотря на это, на скамейках сидели старички и читали газеты. Название парка могли понять только румыны – «Чижмиджиу». Холод хотел было побродить по аллеям, но сразу провалился в снег по колено. Тогда он решил присесть на скамейку. Сидевший рядом старичок с улыбкой подложил ему под задницу газету. Холод достал сигареты, протянул одну старичку, а одну взял себе, щелкнул зажигалкой, и они закурили.
Выпустив облачко дыма, Холод огляделся по сторонам. Парк больше напоминал кладбище, потому что вдоль одной из аллей торчали гипсовые бюсты, которые у нас любили ставить на могилах партийных советских деятелей и героев во времена дорогого Леонида Ильича. Из-за торчащих голых деревьев выглядывал пруд, покрытый льдом, в который вросли лодки. На одну из голов памятника уселись две вороны и начали долбить друг друга клювами и крыльями, громко каркая. Холод еще раз затянулся сигаретой, подмигнул старичку и пошел.
Напоследок он обернулся у ворот парка и только сейчас сообразил, что, несмотря на зиму, там работает фонтан. Дворняжки с хот-догом уже не было, и Холод по сугробам выбрался на аллею Победы. Пройдя несколько сотен метров, он оказался возле исторического музея. У мраморных ступенек его встретил каменный голый мужик с собакой-мутантом на руках – у бедного животного было два хвоста, один из которых торчал, как положено, из задницы, а второй почему-то вылезал из бошки. Рядом была потертая вывеска, на которой Холод с трудом разобрал, что этот голый мужик – римский император Траян, который завоевал Румынию, когда она еще была Дакией. О собаке не было сказано ни слова. Холод усмехнулся и представил, как бы смотрелся возле Московского Кремля памятник Чингиз Хану с конем под мышкой, который пытался завоевать Русь.
В это время мимо музея проскочил двухэтажный автобус, который обдал императора и Холода брызгами грязного снега. Холод стряхнул с джинсов грязь и пошел дальше по аллее Победы, напоминающей огромный каменный коридор, туда, где огромные дома зажимали между собой старые церквушки.
Пройдя мимо оружейного магазина, Холод вышел к главному Университету румынской столицы, стоявшему как раз напротив Национального Банка, на заднем дворе которого буйствовал «блошиный рынок» со старыми книгами, поломанными часами и кучей медной посуды.
Протиснувшись через толпу продавцов и покупателей, Холод побрел по узкой улочке, заглядывая в окна, которые почти вросли в землю. Из форточки одного окна высунулась красная рожа и выпустила прямо в лицо Холоду облако сигаретного дыма с перегаром. Из другого окна пахнуло кукурузной кашей мамалыгой, и он понял, что хочет есть.
Отыскав дверь кафе, Холод попытался ее открыть, но ему помешал это сделать все тот же серый бухарестский снег, который тяжелым комом лежал на пороге. Отодвинув его ногой, он вошел внутрь. За барной стойкой его встретил бармен с сигаретой в зубах, который пялился в телевизор. Репортер с грязного экрана вещал о том, что на улицах Бухареста проходят акции протеста против коммунальных служб, которые не чистят в городе снег.