Неожиданно китайский квартал кончился, так же быстро, как и начался. Холод и Доцент оказались в другом, старом Лондоне, который, скорее, притворялся им. Знаменитый квартал Сохо в Вест Энде, казалось, тусовался двадцать четыре часа в сутки и пил семь дней в неделю. Быстро пройдя Карнаби стрит с бесконечными бутиками и огромным универмагом «Либерти», в котором богатые делают покупки, а туристы ходят на экскурсии поглазеть на заоблачные цены, Холод и Доцент оказались в эпицентре лондонского разврата, где вполне мирно соседствовали театры, кабаре, пабы, стриптиз-бары, кино-молы, многочисленные кафе, и даже гей-деревня с целой улицей магазинов для педиковатых, запутавшихся в своей ориентации, «голубков». Классический образ английского денди заменили хипстеры в непонятных одеждах с грязными волосами. Вместо леди и джентльменов по лондонскому кварталу «красных фонарей» блуждали юноши с волосами-сосульками и наркотическими синяками под глазами, и девушки с зелеными волосами, украшенные килограммами железного пирсинга.
В витрине ирландского пабаб Холод увидел обычную лондонскую семью из Сохо – папу с наполовину обритой головой и маму с татуировкой на пол лица. Между пьющими эль родителями, на детском стульчике сидела рыжеволосая девчушка лет полутора-двух, спокойно попивающая молоко из бутылки.
Напротив соседнего бара красный от напряжения китаец в клетчатой юбке-килте дул в волынку, зазывая посетителей в заведение.
Бесконечные сутенеры и наркоторговцев предлагали дурь и девочек, постреливая сигареты у прохожих.
Из дверей пабов вместе с наступившим вечером начали вываливаться пьяные посетители. Одни доползали до стоящих прямо посреди улицы открытых алюминиевых писсуаров. Другие мочились тут же, за углом бара. Полицейские невозмутимо отворачивались от них и от многочисленных бомжей, которые слетались в Сохо словно ночные мотыльки в поисках милостивой мелочи и халявной выпивки.
– Да, – поморщился Холод, – что называется, в поисках приключений.
– В Лондоне ищут специально только три вещи – любовь, работу и жилье. Остальное находится само, – Доцент оттолкнул от себя бомжа в очень похожем на туркменский халате, на шее которого болтался портрет Джона Ленона, обнимавшего Боба Марли.
– Слушай, – Холод посмотрел на Доцента, – мне кажется, или в каждом районе Лондона одеваются по-разному?
– Есть такое, – улыбнулся Доцент, – знаешь, что про себя говорят лондонцы? – Холод посмотрел на него, – только пятьдесят процентов лондонцев родилось не в Лондоне, а другие пятьдесят процентов вообще не в Европе.
Холод рассмеялся и посмотрел в путеводитель в своих руках:
– Нам туда. Там этот клуб, – он кивнул в сторону ярких неоновых огней.
Они пошли в самое сердце Сохо, несмотря на поздний час, гудящее пьяной и обдолбанной толпой.
– В первый раз я приехал в Лондон, чтобы прикоснуться в старине, и сразу… – Доцент тряхнул ногой и посмотрел на прилипший к его дорогому ботинку кусок хот-дога, – ну вот, опять вляпался.
Они подошли к клубу, где черный сутенер в сиреневой шубе, объяснял двум подвыпившим немцам, сколько стоит его «живой товар», расхваливая на все лады проституток, которых почему-то называл моделями.
Возле самого клуба было припарковано с десяток дорогих иномарок, серди которых особо выделялся коллекционный «Мерседес» золотого цвета. Несколько здоровенных охранников, из-под дорогих пиджаков которых выпирали пушки и бронежилеты, впускали в клуб только тех, кого знают в лицо.
– Видимо, нам туда не попасть, – Доцент поскреб в затылке.
– Значит здесь подождем, – ответил Холод, и, стряхнув со скамейки с медной табличкой, гласящей что здесь, в 1961 году, поцеловались какие-то Джон и Мэри, бомжа и невозмутимо не нее уселся.
2 глава - 2
Лондон. Сохо. Осень 2015 года.
Где-то ближе к полуночи, когда Холод и Доцент уже успели основательно продрогнуть, из клуба вывалился длинный худой араб в леопардовых брюках, в красном пуховике и с огромными дредами, достающими почти до земли в окружении чернокожих девиц. Он размахивал бутылкой дорогого коньяка и пытался танцевать, брызгая прохожих из луж.