– А что ты сказал Кириллу про леща? – Тея посмотрела на Холода.
– Рыбину он мне одну в пивнухе задолжал, – невозмутимо ответил Холод, – вот я и разрешил ему ее вернуть.
– Какую рыбу? – она прищурила глаза.
– Болтливую и самоуверенную, – Холод чмокнул Тею в щеку и подошел к Доценту, – слушай, Доцент, как думаешь, это не Наума игра, чтобы нас угрохать?
– На него это вообще не похоже, – Доцент снял очки и протер майкой, – да и на игру это не похоже. Зачем Науму людей в Сити травить? Нет, конечно, может он и связан с какой-то организацией, но насколько я понимаю, в предыдущие три раза вы их только разыскивали и задерживали. Или забирали то, что нужно.
– Ну да… Там подонки еще те были, – Холод почесал затылок, не чета нам.
– Тут вы и они – два разных полюса, – подслеповато посмотрел Доцент на Холода и надел очки, – все, что происходило с вами, это выживание. Жестокое, как естественный отбор. То, что делали эти люди – стремление к мировому господству, возвышение себя над всем человечеством помноженное на алчность и откровенное безумие.
– С местью во второй степени, – Холод вспомнил Альдо.
– Можно и так сказать, – кивнул Доцент, – мне другое интересно… Наум сдержит слово? Остановит игру?
– Сказал «да», – Холод взял со стола из пачки сигарету.
– И ты ему веришь? – Доцент посмотрел на Холода, который закурил.
– Почему-то верю, – Холод выпустил струю дыма поверх Доцента, – понимаешь, у меня такое ощущение, что Наум сам играет в чью-то игру, и она ему очень надоела. Он может и гандон, но гандон порядочный в хорошем смысле слова.
– После того, как он рискнул своими родными? – вмешалась в разговор Тея.
– Может у него были на то причины, – ответил Холод.
– А ты бы рискнул своими близкими? – она взглянула в его глаза.
– Я бы нет, – он улыбнулся, – но я – не он. Мы с ним слишком разные. У нас есть общее – игра. Но он играет по правилам, а я эти правила очень не люблю…
4 глава - 2
Лондон. Ислингтон. Лето 2015 года.
Он подошел к окну своей уютной квартирки и посмотрел на огромные кленовые листья, закрывающие свет солнца подобно массивным зеленым портьерам.
«Почему те, кого мы любим, чаще всего нас предают?» – эта мысль кружилась в его голове лет с семи-восьми, с тех пор, когда отец ушел из дома, променяв их с матерью и тремя сестрами за какую-то мифическую борьбу за независимость на Ближнем Востоке. От него действительно ничего не зависело. Он сначала помогал этой борьбе деньгами, так как был богат, а потом сам взял в руки оружие. Последний раз он встретился с отцом через экран телевизора. Возле виселицы стоял джип. В кузове джипа стоял избитый, истерзанный отец с одним уцелевшим глазом, полным ненависти. Его шею с деревянной балкой над головой соединяла веревка. Джип отъехал, а отец остался висеть на веревке, болтая ногами. В лужу мочи с правой ноги его бухнулся ботинок. Так закончилась борьба отца за независимость. А для его семьи началась борьба с голодом и нищетой, так как большую часть денег отец потратил на спасение своей родины, а другую часть забрали те, от кого отец эту Родину спасал. Он с матерью и тремя сестрами оказался на улице. Продав одну из сестренок новым хозяевам жизни, они оказались в Лондоне, где мать, уставшая от борьбы и нищеты попросту бросила их в приюте, не знающих ни языка, ни законов страны, в которой они оказались. Так его предала его же семья.
В приюте он вел себя хорошо. Прилежно учился, изучал язык, полюбил химию и биологию. Все время рядом с ним была его старшая сестра. Она обещала, что однажды они вернутся на Родину, но сбежала с каким-то волосатым хипстером на стареньком «Бьюике» гастролировать вслед за какой-то популярной группой. Ее труп нашли в гостиничном мотеле. Сестра, пообещавшая вернуть ему дом, умерла от передозировки наркотиками. Потом появились приемные родители. Они по-своему любили его, но он был для них чем-то вроде приемной обезьянки из джунглей, которую кормили, хорошо одевали и показывали гостям, изображая викторианскую благодетель. У новых родителей не было детей. А потом, когда ему было уже лет пятнадцать, новая «мама» забеременела от одного из богатеньких соседей. Отец ушел, а она вручила ему пятьсот фунтов и посоветовала научиться жить самостоятельно.