– Вот и хорошо, что не знаешь, – Холод убрал нож и поднял куртку, за которой торчал пистолет, – и было бы очень хорошо, чтобы твой Аббас о нашем разговоре не узнал. Потому что если он узнает, я тебе сначала яйца отстрелю, а потом, – он потряс ножом, – уши отрежу этим ножом. И ты в рай не попадешь. Я вас, арабов, знаю.
– Я не араб, я пакистанец, – съежился Мустафа и еще хотел что-то сказать, но кулак Холода воткнулся ему в нос.
– Пошли, Кирюх, – Холод похлопал Кирилла по плечу.
Они вышли из дома на улицу.
– Слушай, – Кирилл посмотрел на Холода, – как он у тебя так быстро заговорил?
– Большой жизненный опыт, – улыбнулся Холод, – у этих зверьков как? Вначале надо напугать, потом поговорить, а напоследок еще раз напугать, – он вытащил из-под куртки игрушечный пистолет и кинул в урну, – надо бы настоящую пушку раздобыть, а то Марку купил, а у него курок сразу сломался. Даже в Лондоне дерьмо китайское.
– Так вон же! – рассмеялся Кирилл, – Камден Таун. Это ж наш «Черкизон» родной. Тут не только ствол, тут танк купить можно!
Очень скоро, смешавшись с рыночной толпой, они нашли нужного человека. Невысокий араб в кожаной кепке долго водил их по рынку, оглядываясь по сторонам и проверяя, не привели ли покупатели за собой полицейских. Потом остановился возле морских контейнеров с облупившейся краской. Оглянулся еще раз и стукнул по контейнеру три раза. Дверь, запертая изнутри, распахнулась. На пороге их встретил седой бородатый мужчина с намотанным на голове белым тюрбаном. Вместо одной руки в карман был засунут пустой рукав кожаной куртки. Выслушав араба в кепке, он оглядел Кирилла и бухнул на деревянную коробку, изображающую стол, старенький кожаный чемодан, и открыл его. Холод посмотрел на старые наганы времен Первой Мировой войны и мелкокалиберные «Бульдоги», а потом отрицательно покачал головой. Бородатый и «кепка» переглянулись. Холод улыбнулся им и погрозил на всякий случай пальцем. Бородач в тюрбане улыбнулся гнилыми зубами, закрыл чемодан и поверх него бухнул второй. Холод сам его открыл и заулыбался. Второй чемодан до отказа был набит родными ТТ. «Стечкиными» и «Макаровыми».
– Рюсский? Шурави? – бородатый поднял единственную руку, – Афганистан? Душманы, Кандагар, бах-бах-бах. Ве-Дэ-Ве, – по слогам произнес тот.
– ВДВ, – кивнул Холод, – Чечня только. А ты душман? – он посмотрел на бородатого.
– Не, – покачал головой бородач, – Амин! Гвардия. Душман бах-бах! Кандагар, – он показал на отсутствующую руку, – алькаида, – он ткнул грязным пальцем на араба в кепке, – плен… Теперь хорощий. Бери три, Ве-Дэ-Ве, плати один. Афганистан! Чечня! Война плохо!
– А чего же ты здесь войну продаешь? – посмотрел на него Холод.
– Деньги нада. Война больше не могу, – он похлопал себя по пустому рукаву.
Холод достал из кармана пачку евро и протянул ему несколько купюр. Бородатый молча засунул их в карман:
– Приходи если нада, Ве-Дэ-Ве. Бери три – плати один, – бросил он напоследок.
В это время «кепка» аккуратно упаковывал пистолеты с несколькими запасными магазинами и коробками с патронами к ним в бумагу, после чего вложил их в коробку из-под микроволновки и протянул Кириллу.
– Чек с гарантией дадите? – улыбнулся Кирилл.
– СССР! Гарантия! – бородач поднял большой палец единственной уцелевшей в боях с душманами руки.
1 глава - 7
Африка. Республика Конго, 2003 год.
Он стоял перед трупом молодой африканки, эбеновую кожу которой покрывали многочисленные язвы, похожие на расчесанные укусы гигантских комаров. Потом он подошел к шкафчику и вытащил оттуда белоснежный халат, натянул его и снова подошел к телу.
– Такая молодая и уже совсем мертвая, – он произнес вслух, – вирус – вещь такая. Не щадит ни молодых, ни старых. Для вируса нет красивых и некрасивых. У него всего одно предназначение – убивать.
Он сделал аккуратный надрез скальпелем на груди африканки и заглянул внутрь.
– Внутри ты не так красива, как снаружи. Увеличенные почки, легкие, как у курильщика с пятидесятилетним стажем и совершенно нерабочая печень. Да и сердечко у тебя увеличено не от большой любви. Интересно, что же у тебя отказало первым, после того, как вирус попал в твой организм? – он пододвинул железную табуретку и сел на нее, – я думаю, вначале ты почувствовала легкое недомогание. Потом что-то похожее на приступ лихорадки… Я думаю, первыми отказали почки. Они ведь фильтр. Они засорились. А потом начал барахлить мотор, – он взял скальпель и сделал на сердце надрез, – правильно, – он улыбнулся своей догадке, – мотор работал на износ, – он слегка подковырнул надрез, – вот именно. Все мышцы и артерии внутри разорваны. Только не могу понять, когда на тебе появились эти язвы? – он подошел к столу, освещенному мощной настольной лампой и что-то записал в тетрадь, – скорее всего это печень выбросила какие-то непонятные ферменты. Вот они-то меня и интересуют, – он взял огромный шприц и забрал из печени пробу, которую тут же аккуратно выцедил на приборное стекло огромного микроскопа.