– «Триумвират» тут не при чем. Он убил НАШЕГО мастера и хотел порвать цепь. Твой Учитель тебя позовет, – Ичи поклонился Холоду, – и еще, скажи мне, пожалуйста, как мне посмотреть на Кирилла и Мию, не привлекая внимание?
Холод назвал адрес. Ичи еще раз кивнул и исчез в машине со словами:
– Учитель тебя позовет.
– Ты на каком это с ним балакал? – Вова посмотрел на Холода, который провожал взглядом уезжающие с кладбища три четверки на номере.
– На нашем, – отвлекся Холод.
– Нет, ты говорил по-японски, – сказал Доцент, – и да, это действительно не «Триумвират».
– Ладно, потом разберетесь, – перебил их Владлен, – у нас тут самурая ранили.
Одной рукой он поднял окровавленную Вовину клешню, а другой пакет со снегом, поверх которого лежал Вовин палец:
– В больницу его надо, чтобы приклеили, а то его Кирюха потом всю жизнь чморить с якудзами будет.
– У меня в бардачке суперклей есть, – улыбнулся Холод.
4 глава - 10
Подмосковье. Загородная резиденция одной японской промышленной компании. Зима 2016 года. Неделю спустя.
– Входи, – из темноты комнаты без окон навстречу Холоду выкатился знакомый по Киото японец в инвалидной коляске.
– А как ты… это, – Холод посмотрел на коляску, а потом на японца.
– Там, в Киото, ты видел то, что ты хотел, – улыбнулся Мастер Кейташи, – ты получил мечи от Ичи? – Холод кивнул, – тогда пришло время узнать историю, – японец поудобнее уселся в своем кресле, – мы никогда не были частью «Триумвирата». Мы лишь подготовили по их просьбе двух бойцов. Как я и предполагал, один вышел плохой, а другой – ты. Но у вас у обоих были знания. Ты выбрал меч, а он нет. Беда многих воинов в том, что те мечи, которые сейчас у тебя, они считают двумя мечами. На самом деле это один меч, объединивший в себе и слово, и дело. Ты научился сражаться обоими.
– Что значит «я спал» и мои сны? – спросил Холод.
– Многие считают сон частицей смерти. Но на самом деле это ожидание. Ты просто ждал. В своих снах ты видел не меня, а мои слова помноженные на твои поступки.
– То есть тебя там не было? – удивился Холод.
– Нет, – улыбнулся мастер, – ни в Осаке, ни в Киото. Я хоть и Мастер, но я не могу крепко стоять на ногах, – японец похлопал по своим коленям.
– А собака Ночь? – Холод посмотрел на японца.
– Наверное, она сейчас где-то в своем собачьем раю, – он подъехал к стене и нажал какой-то рычажок, открывший окно во всю стену. В комнате, залитой светом, среди многочисленных мисок с едой и игрушек носилась стайка черных щенков, радостно виляя хвостами, – Ночь закончилась, но остались ее дети. Это мы. Ты, Я. И твой клан.
– Какой клан? – удивился Холод.
– Клан «Спящих псов», – японец показал белые зубы, – ты знаешь, что собаки не умеют спать? Они просто закрывают глаза. Иногда от боли, иногда от радости и наслаждения. В них это живет все вместе. Так же, как в обычном человеке войны и мира живет поровну. Если мы не хотим видеть войну, надо просто закрыть глаза, и вокруг нас будет мир. А если мы хотим погрузиться во мрак кровавых сражений, надо просто прищуриться, когда вокруг тебя мир. Все дело в выборе. И мы должны научиться его делать. Многие говорят, что вокруг нас происходят случайные вещи. Но что такое случай? – японец закрыл окно с собаками, – случай – это наш выбор. Неслучайны только Боги, а мы – дети случайностей. Дети этого самого выбора. Мы – день и ночь. Мы две половины, которые уживаются в том, что люди называют «душа». Ты сделал свой выбор.
– И что? А как же «Триумвират» и их программа? – пытался понять Холод.
– «Триумвират», создавая тебя, ни на секунду не задумался, что такие, как ты, создали его. Они создавали солдата света, но, блуждая во тьме, создали воина ночи.
– Значит они будут искать меня? – спросил Холод.
– Будут, – кивнул японец, – но теперь они знают, что ты можешь, и что ты лучший из них.
– А как же семья? Моя жена, мой ребенок? Мои близкие? Они же могут что-то сделать им.
– Увидев, как ты готов воевать, ради мира? – японец усмехнулся, – сомневаюсь. Ты нужен «Триумвирату» больше, чем они тебе. А потом… Ты больше не один.
Инвалид выкатился на коляске за дверь, и Холод пошел вслед за ним. Из темного коридора они попали в огромный зал, залитый светом и наполненный людьми.