Где каждый день пропитан сплином.
Здесь одинокие дельфины
Об океан ломают спины.
Здесь пролетают Лимузины,
О пыль дорог стирая шины,
И не ища на все причины,
Людьми становятся машины…
Москва. Специальный отдел МВД по борьбе с особо тяжкими преступлениями «Монстр». Конец апреля 2016 года.
– Я одного не пойму, – Макс подошел к окну и поднял жалюзи, – как ты все это умудрился связать? – он резко повернулся к столу, за которым сидел не выспавшийся и взлохмаченный Доцент, – ты уверен, что это два конца твоей веревки?
– Пока нет, – Доцент зевнул и потянулся, – но вот смотри, на одежде и руках девочки обнаружены следы крови двух групп. На картине тоже. Они аналогичны. Мы взяли пробы и сделали анализ.
– Ну, допустим, это не совпадение, – Макс снова повернулся к окну и уставился на пытающуюся распуститься сирень, – и следуя из этого можно сделать вывод, что девочка стала свидетелем какого-то преступления, потому что участником она быть не могла.
– Да уж, это точно, – Доцент покачал головой, – на вид ей всего лет пять.
– Вы пробовали с ней говорить? – Макс посмотрел на Доцента.
– Пробовали, – Доцент махнул рукой, – только я не пойму ничего. Она молчит. Ни слова.
– Шок? – Макс через плечо бросил взгляд на Доцента.
– Не похоже, – Доцент поправил очки, – понимаешь, она как в какой-то прострации. Как бы попроще сказать… слегка заторможенная, – он покрутил в руке карандаш.
– Препараты? – предположил Макс.
– Пока не уверен, – Доцент покачал головой, – понимаешь, она адекватно реагирует на все раздражители, ест, слышит речь, реагирует на нее, дает себя осмотреть, не боится людей. Она… – Доцент поморщился, – эмоциональный фон отсутствует. Эмоций вообще никаких. Ни страха, ни удивления. Как будто она считает, что все, что с ней произошло и происходит – это нормально. Как будто так и должно быть. Она как кукла, – Доцент поднялся из-за стола, – кукла, которая смотрит на мир глазами, которые ей нарисовал художник…
– Да, кстати, о художнике. Что это вообще за картина? – Макс посмотрел на Доцента.
– Лучше не начинай, – Доцент поморщился, – история вообще темная. Как говорится, картина неизвестного мастера. Но проследить ее путь нам удалось. Хотя, какой там путь, – он снова махнул рукой. Аукционный дом «Дали» – это обычный интернетный аукцион. Там не оценивают картины, а просто продают. То есть смотри какая схема, – Доцент взял лист бумаги и карандаш и начал рисовать свои любимые круги, – есть некий художник. Он нарисовал картину. «Дали» предоставили ему свою интернет-площадку с условием, что в случае продажи картины, они заберут свой комиссионный процент. Туда приходит покупатель, видит фото понравившейся ему картины и приобретает ее, платя свой процент площадке, где она размещена. За эти деньги «Дали» предоставляет полный комплект документов на картину, сообщает, что она не украдена, выставляет ее номинальную стоимость, и, в случае необходимости переслать эту картину за границу, делает полный пакет документов. Естественно, все расчеты производятся виртуально через вэб-кошельки, владельцев которых, как ты знаешь, очень сложно отследить. Тем более, что расчеты ведутся напрямую между продавцом и покупателем. Нам удалось выяснить, что картину в офис «Дали» доставил курьер. Мы его нашли. Ему эту картину передала какая-то старушенция. Данных никаких он у нее не взял, только телефон, который, естественно, оказался одноразовым. Вместе с картиной курьеру передали конечный адрес доставки. Он это все привез в офис «Дали» и те все оформили. А далее воспользовались услугами «ДЛС». Все просто, – Доцент развел руками.
– А получатель этой картины? – Макс уселся на диван.
– Он в Чехии, – Доцент сел рядом, – но боюсь, что он не более, чем контактное лицо. И не факт, что Чехия – это конечный пункт доставки.
– А сама картина что из себя представляет? – Макс посмотрел на Доцента.
– Я в этих новых живописях не силен, – тот почесал за ухом, – абстракция какая-то, авангардизм… Дом, глаза, какие-то детали, скамейка, машина… И все красным залито.
– Кровью? – Макс посмотрел на потолок.