– Рот им освободи, – посмотрел на него Мастер, – я хочу слышать их боль. Без этого картина получится неполной.
Турок кивнул и сдернул со ртов молодых людей полоски скотча. Спортзал наполнился криками. Не обращая на них внимания, Турок невозмутимо провел по горлу сначала одному парню, потом другому своим огромным ножом. Крики сменились хрипами и бульканьем. Кровь, словно дождь, вначале каплями, а потом ливнем струй застучала по ржавым тазам.
1 глава - 4
Москва. Центр временной изоляции подростков «Позиция». Май 2016 года.
– Она его не съест? – Холод посмотрел на монитор, потом на Макса и Доцента, но встретился со взглядом Теи, – да я шучу. А это… Никак нельзя звук включить?
– Нет, – покачал головой Макс, – все должно быть естественно. Они не должны понимать, что за ними следят. Иначе может ничего не получиться.
– Ну ладно, – Холод уселся на кресло и снова уставился в монитор, на котором Марк стоял посреди белоснежной комнаты. На белом ковролине перед ним сидела маленькая девочка и крутила в руках кубик с изображением птички. Марк, оглядевшись по сторонам, присел рядом с ней, – значит у вас тут центр таких… детей индиго, – Холод посмотрел на Макса, – и все они немного того… Хотя с виду, – Холод посмотрел на девочку в мониторе, – вроде как нормальная.
– Скажем так, – Макс присел рядом, – здесь у нас дети…
– Особенные? – перебила его Тея.
– Нет, – Макс покачал головой, – скорее другие. Здесь дети…
– Да говори уже открытым текстом, – Холод махнул рукой, – дети маньяков. Доцент уже сказал. Они опасны, – он посмотрел на напуганную Тею, – так что эта девочка у вас тут делает? Вы же про нее ничего не знаете.
– На счет опасности я бы не стал преувеличивать, – Макс посмотрел на монитор, в котором девочка протянула один из кубиков Марку, – они опасны больше для себя. И это не только дети маньяков. Здесь дети, которые не понимают, что такое хорошо и что такое плохо. Они не видят ни зла и не добра.
– То есть полностью лишенные эмоций, – Тея посмотрела на монитор, где девочка, уже улыбаясь, играла с Марком в кубики.
– Можно и так сказать, – Макс улыбнулся, – для них естественна только та среда, в которой они находятся. Это некое подобие аутоформы, но у них не отсутствует контакт с обществом. У них отсутствует контакт с самими собой.
– Получается, что они не могут осознавать, что происходит и не понимают, хорошо это или плохо? – Тея посмотрела на Макса.
– Плавающая мораль, – вмешался в разговор молчавший до этого Доцент, – они не считают себя участниками происходящего вокруг. Они это они, а то, что происходит – их не касается.
– Тогда она неважный свидетель по-вашему, – улыбнулся Холод, – если она даже и видела, как кого-то убили, ей это фиолетово.
– Да я бы не сказал, – Макс поморщился, – у нее это заперто где-то внутри, потому что она нормальная. Нормальнее даже нас с вами. Просто нет эмоций. Нам, когда грустно, мы надеваем веселую маску, а такие, как она, – он кивнул на девочку, – не любят и не умеют притворяться. Они искреннее нас.
– Послушайте, – Тея приблизила лицо к монитору, – мне кажется, или они разговаривают?
– По ходу да, – Доцент тоже уставился на девочку, которая жестами что-то показывала Марку, вертя в руках кубик с птичкой, – может послушаем?
– Нет, – Макс покачал головой, – можем спугнуть.
В это время Марк отвлекся от девочки и подошел к двери. Дверь открылась и на пороге появилась девушка, сотрудница центра. Марк что-то сказал ей, после чего она вышла и через минуту появилась со стопкой листов бумаги и карандашами. Марк и девочка пересели за стол друг напротив друга и долго молча смотрели друг другу в глаза. А потом Марк взял карандаши и начал что-то быстро рисовать.
– Что он делает? – Холод пристально уставился на детей за столом.
– Рисует. Может она все-таки что-то ему рассказала? – ответил Макс, – Наверное, какие-то обрывки воспоминаний. Не знаю, что из этого получится, но это уже прогресс!
– Как вы с ними работаете? – Тея выдохнула и села на стул, – это же к каждому надо найти свой подход. Свой ключ.