- Возможно.
- Слушай, отвези меня в больницу, видишь, я ранен.
- А зачем?
- Ну не хочешь везти – тогда вызови скорую. Я денег заплачу.
- А зачем?
- Вот заладил – зачем-зачем? – Пальчик попытался сесть на снег, - видишь, хреново мне. Ты вообще понимаешь, что ты натворил и кто я такой? Ствол вон выхватил, рамсы что ли разводить собрался? Я Пальчик, и давай вези меня по-быстрому в больницу!
Холод, глядя на этого толстозадого окровавленного гнома, засмеялся.
- Ты что ржешь?
- Смешно.
- Что тебе смешно?
- А вот сидит передо мной куча дерьма, и сам никто, да и звать его никак. Пальчик он! Какой пальчик? Двадцать первый что ли? Скорую ему вызови, - Холод снова усмехнулся, - а врач приехал уже! – и передернул затвор, - и констатировал смерть пациента.
В жирное тело Пальчика одна за другой вошли три пули. Первая бросила его на бок, вторая согнула пополам, а третья разворотила лоб, немного расширив заплывшие жиром глаза. «Один есть…» Холод подошел к перевернутому «Форду», вытащил с переднего сиденья барсетку Пальчика и открыл ее. На вскидку тысяч шесть-семь долларов, не дохло! И тут он заметил стонущую Любку. Девчонка во все глаза смотрела на него. Холод помог ей вылезти.
- Ты все видела? – та испуганно закивала, - идти можешь? – опять кивок, - на, - Холод достал из барсетки Пальчика половину денег, - ты уволена. Это пособие по безработице. Бери билет в свой родной Серножопинск и все забудь. Бегом! – и Любка, хромая, стала спешно подниматься на обочину.
Тем временем Холод из заранее приготовленной канистры облил БМВ и, бросив туда пистолет, чиркнул спичкой.
* * *
В подмосковном поселке в сауне парилось четверо мужчин. Седые вальяжные люди в возрасте сидели в жарко натопленной парной. Генерал-майор ЦУ МВД по борьбе с организованной преступностью Пяткин Олег Вадимович, помощник прокурора ЦАО города Москвы Пустовалов Иван Аркадьевич, судья Таганского района города Москвы Красс Герман Борисович и известный предприниматель, господин Петелин Денис Аркадьевич, он же вор в законе Петеля.
- Ну что, генерал, нам по Пальчику скажешь? – Петеля плеснул на камни ковш хлебного кваса.
- Ну, пока ведется следствие. Очевидно только одно – его убили.
- А кто, известно?
- Пока нет. БМВ приобретено по доверенности. Официально оформлено на деда восьмидесяти двух лет. Посылал к нему людей - старый пердун в последней стадии маразма. Как самого себя зовут забыл. Говорит, приехали ребята, дали двести долларов и поставили литр «Анапы», он им паспорт на три часа и отдал. Кто такие не знает, внешность не запомнил, голяк!
- А может Пальцев сам погиб в аварии? – снимая с головы лыжную шапочку, спросил прокурор.
- Ага! – судья усмехнулся, - Аркадич, ты гений! Сам в себя потом три раза выстрелил, поджег БМВ и спокойно умер. Что еще известно, Олег? – он повернулся к генералу.
- Мало. Деньги у него пропали. Тысяч шесть-семь. Это со слов охранников, он кассу в баре снял. Шлюху одну из стриптиза зацепил, их отпустил и рванул в Пирогово.
Петеля поднял палец вверх:
- Вот, по шлюхе зацепку искать надо!
- Пусто! Сам знаешь, что Пальчик своих шмар с Киевского подбирал. Любка ее зовут, и все, концов нет. Откуда-то из-под Харькова. Ищи свищи.
- Да, - Петеля потер морщинистый лоб, - дай мне адрес деда. Я туда Метиса отправлю. У этого все вспомнит. А вы вот что… Не исключаю, что у Пальчика свои замуты могли быть. Ушлый он был. А может про нас кто прознал. Береженного Бог бережет. Поосядем на время. Ты, Генерал, держи нас всех на связи. Как только появится какая-то информация – немедленно звони. А пока пойдем помянем Пальчика. Мир праху его, - Петеля поднялся с полки и вышел из парной. Скинув полотенце со своего дряблого тела в сплошной синеве татуировок, он швырнул его в ледяную воду бассейна. За ним последовали все остальные.
Метис, поговорив, отключил мобильный телефон. Он приехал по адресу, который ему вчера дал Петеля. Старый трясущийся параноик. От страха позабыл обо всем. К Пальчику он никакого отношения не имел, это Метис сразу понял. Но смысл спорить с Петелей? Ведь он всего на всего Метис…
Метис. Он давно позабыл свое настоящее имя, свыкнувшись с этой обидной для него «погонялой». Она шла за ним с самого его рождения. И угораздило же его мамашу, красивую здоровую русоволосую сибирячку сойтись с пленным солдатом-японцем, тщедушным, косоглазым, желтолицым. Но сошлись… И в сорок девятом народился он. Вот тогда отец матери, увидев его впервые, усмехнулся: «Эх, Марья, народила нам метиса». Крепкий белобрысый мальчонка, скуластый с раскосыми глазами – Метис. Так с детства и пошло. Рос он угрюмым и озлобленным, со сверстниками особо не дружил, чуть что – дрался, крепкий был. Школу не любил, сбегал с уроков и шатался по городскому рынку. Ершистый, на ласки матери не отвечал, отца вообще как будто не замечал, пустое место для него он был. Да какой он отец? С трудом русскому языку научился. И за что только мать его полюбила? Дурак… По утрам вон зарядку свою японскую делает, дышит, руки вперед выкидывает, да ногами как в балете машет – бабка Нюра говорит, что «балет» - это где ногами махают мужики с девками, танцуют как будто, балет она давно до войны в Москве видела. Но однажды, когда Метису было лет тринадцать, сидел он в зарослях тростника и покуривал папиросу. Отец возвращался с работы домой. На шахте он тогда работал. Окружили его мужики подвыпившие, а дело было накануне девятого мая, и давай тискать, окружив. Долго бы это продолжалось, но один из них отвесил оплеуху отцу. Бросил японец авоську с грязным бельем… Такого Метис никогда не видел. Отец подпрыгнул и в прыжке ударил ногой того, кто стукнул по лицу. Тот отлетел на несколько метров и ударился с размаху спиной о дощатый забор. Второго, высокого, подбросив коленом, отец сломал пополам. А остальные… Остальные убежали. Вот тогда Метис впервые услышал незнакомое слово «каратэ». Он пришел к отцу и рассказал, что хочет научиться так драться. Отец усадил его напротив и рассказал об этой борьбе самураев. По словам отца, это было оружие, оружие обороны, но не нападения. Метис молча слушал отца и впервые за много лет всему согласно кивал. Уж очень он хотел научиться так драться. Вот тогда он всем покажет! Оборона – плевать! Это у них, япошек. У нас по-другому. И с этого дня он вместе с отцом делал эту странную японскую зарядку. К пятнадцати годам Метис уже крошил красные кирпичи и двухдюймовые доски. На улице его все боялись – знали, стоит задеть – считай калека. Метис… Но теперь этого дворового прозвища все боялись. В шестьдесят шестом отца неожиданно забрали люди из КГБ. Ходили разные слухи: по одним отец сбежал к себе в Японию, на остров Окинава, по другим его просто как бывшего солдата милитаристской Японии просто посадили, дав пятнадцать лет без права переписки. Как это было - оставалось только гадать. Но с тех пор отца никто не видел. Мать с горя заболела и буквально за год стала оплывать как свеча и в конце шестьдесят седьмого умерла от туберкулеза. Так он стал в восемнадцать лет круглым сиротой, оставшись с дедом и бабкой, родителями матери. Те не в силах были справиться с наглым, хамоватым, не ценящим ничего внуком, и сплавили его с глаз подальше к родственникам в Благовещенск. Устроился там Метис на мебельную фабрику, но был уволен, не проработав даже месяца за драку с начальником смены – тот по глупости поинтересовался откуда у Метиса руки растут. В армию его, как круглого сироту, не взяли. И можно только догадываться куда бы вывела, умевшего в жизни только бить морды Метиса, кривая судьба. Много в ту пору жило на Амуре ссыльных вольно поселенцев, зэков. С головой окунулся в незнакомую ему романтику девятнадцатилетний авантюрист и искатель приключений, без гроша в кармане. Вот эти люди уважали Метиса. За силу, за его беспощадность. Пригласили артель зверозаготовки ограбить – согласился. Гладко все прошло – сторожа ломиком по голове тюк – и деньги и пушнина в кармане. Месяц пили да гуляли, пока все до копейки не промотали. А тут новое подвернулось – машину с инкассаторами сбербанковскую взять. Порешили – так и быть. Но тут судьба-то им карты и попутала. Не из пугливых инкассаторы оказались, стрелять начали. Вот тогда один из подельщиков Метиса, рецидивист Медведь, и достал обрез, сунул ему в руку, мол стреляй, малой, ты малолеток, если возьмут – много не дадут. И нажал Метис на курок. А позже взяли их всех в Чите. Медведю и еще двоим «вышку» дали, а ему пятнадцать. Видно и правда пожалели. Так оказался Метис на зоне. И в первый же день выбили ему блатную романтику из головы. В душ их с этапа погнали, вышел Метис, помывшись, и не нашел своего нового ватника. А после на одном зэке на общем построении свой ватник увидел. Подошел: мол, верни, мой. А тот в ответ оскалился железными зубами, типа «гуляй, паря, пока цел». Метис его по этим зубам и щелк