- Пи-пи хотим, Куки? – пес радостно завилял обрубком хвоста, - сейчас идем, - Иван Аркадьевич по-старчески скрипнув костями поднялся с кровати.
* * *
Утро купалось в мартовском зябком тумане. Деревья, дома, машины – все расплывалось, приобретая причудливые очертания. Холод, прислонившись к дереву, курил. Из подъезда выбежал спаниель и громким лаем перебудил всех воробьев. Он, радостно повизгивая, желтыми струйками переметил кучи подтаявшего снега и начал задирать ногу возле деревьев. «Намаялся, бедолага», - Холод бросил в грязную лужу окурок, снял пистолет с предохранителя, не вынимая из кармана навернул глушитель. «Ага! Вот и господин прокурор!» Не спеша помахивая поводком, он шел навстречу Холоду, насвистывая мотив из детской песенки «Облака, белокрылые лошадки». Они поравнялись и прокурор, не обратив на Холода никакого внимания, направился дальше.
- Господин прокурор!
- Да!? – тот испуганно обернулся, - кто Вы, молодой человек? Мы с Вами знакомы? Кто Вы?
- Да так, один молодой человек! – Холод вытащил пистолет. Щелк. Пуля шатнула Ивана Аркадьевича влево и аккуратно уронила лицом в лужу, в которой плавала пустая пачка от «Мальборо» и несколько окурков. Вода окрасилась красным. Куки завизжал и бросился к телу хозяина. Пес, скуля, забегал вокруг лужи. Холод посмотрел на него. Куки сел и заглянул коричневыми глазами в ледяные глаза Холода.
- Ну что, собака. Нет больше твоего хозяина. Ну если хочешь сиди охраняй. Я пошел.
Милицию, вызванную к семи утра первыми прохожими, встретил заливистым лаем весь перемазанный грязью и кровью спаниель Куки. Он никого не подпускал к трупу своего хозяина, грозно рыча и оскаливаясь.
- Верный! – сказал сержант из оцепления и передернул затвор, засылая патрон в патронник
* * *
Крепкий утренний сон Петели разорвал телефонный звонок.
- Петеля! Это Пяткин! Дрыхнешь, а тут такое творится! Вчера Чингиза замочили, а сегодня с утра прокурора!
Сон с лица Петели как рукой смахнуло.
- Чё?!
- Суп харчо! Заказуха по обоим. Весь главк на ушах стоит. С утра все, как в задницу трахнутые носятся. Ты понимаешь, что это такое?
- Кто?
- А хрен знает. Чингиз в кафе с охраной. Какой-то упырь в кожаном пальто расстрелял. По Аркадичу вообще глухо. Чего делать-то будем?
- Подожди, не бзди, разрулим.
- Ты уже нарулил. Все отморозки московские скалятся. Метис твой пацана Бройлерского замочил и предъяву ему бросил. Урод косорылый! Он чего, нас со всеми братками на ножи решил поставить? Осади его. Пускай едет к себе на дачу в Рузу и сидит на жопе.
- Ну, тут я сам решу. По нам где утечка быть может? Ты с судьей связывался?
- Да он сам не в курсах. Сам весь на измене.
- Нам, генерал, до измены еще далеко. Нас на кукай ржавый не подцепишь. Ты шишка из ментовских не последняя, да и я не лох крапленый. Трудновато им нас достать будет, короче, попробуй узнать по своим каналам, кто на нас зуб имеет, а я по своим пробью. А за Метиса не волнуйся, за бардак с него спрошу, но он человек верный, не греши на него.
- Да я не грешу. Так, к слову пришлось. Что делать-то будем?
- Пока выспимся хорошо, - Петеля зевнул в трубку, - а дальше разберемся. Звони, если что.
* * *
Герман Борисович Кросс, судья ЦАО, сидел у себя в кабинете и смотрел на часы. До очередного заседания оставалось пятнадцать минут. Последние дни разбили его размеренный образ жизни, вселив в душу панический страх. Пальчик, Чингиз, прокурор. Кто-то с тщательным упорством разрывал звенья их хорошо отлаженной цепи. Свою систему они создали в девяносто шестом году, и она ни разу не давала сбоя. Нет, был правда один случай. В двухтысячном один отморозок убил Белку, но на него всех собак тогда спустили. Убив Белку, дальше он не пошел. Видно, до всех мозгов не хватило. Споткнулся товарищ и зубы сломал. Царствие ему небесное! И вот два года спустя второй сбой. Но сейчас намного серьезней. Кто-то знает, что он делает. Бьет наверняка. Судья снова взглянул на часы. Девяносто шестой… Они создали целую коррумпированную систему. Мафия… Освобождали своих, засаживая на долгие сроки чужаков. Под прикрытием закона и МВД обделывали свои грязные дела. У воровского общака появилась милицейская крыша. Абсурдно, но это увеличило благосостояние всех. Судья не жалел, что вошел в дело. По прошествии шести лет, он это понимал, заработав огромное состояние. В отличие от прокурора, он брал наличными и легализовывал капиталы через свою супругу, которой безгранично доверял. Две его дочери учились в Англии, в Итонском колледже, а жена здесь была учредителем фонда «Защиты прав заключенных и невинно осужденных». Все шито-крыто. Вот откуда большая квартира, хорошая машина, поездки за границу. Многие были бы удивлены, войдя в помещение этого фонда. Грязный подъезд хрущевки, обычная квартира со смежными комнатами, расшатанный письменный стол и вечно пьяная тетя Маша, поднимающая трубку телефона и однообразно отвечающая на звонки: «Начальника нет. Перезвоните позже». Старой алкоголичке платили триста пятьдесят долларов в месяц. На сто пятьдесят она собирала ежемесячную посылку сыну, который сидел где-то на Урале, а двухсот вполне хватало на выпивку и более-менее сносную жизнь. Кстати, ее сына на двенадцать лет «закатал» за бандитизм Герман Борисович, но со временем это забылось. Сто пятьдесят долларов из тети Машиной зарплаты – наверное, единственное, что было реальной помощью заключенным от фонда, учрежденного помогать им и защищать их права. Герман Борисович снова взглянул на часы. Опаздывать он не любил. Сегодня пятница, а завтра суббота. На его имя забронирован билет до Франкфурта. Там он возьмет автомобиль на прокат и уже к вечеру будет в Страсбурге. Тихий, спокойный город, на первый взгляд кажется даже немного сонный, апатичный. Но именно там он чувствует себя в полном спокойствии. Герман Борисович представил, как он сядет на веранде, увитой плющом, в своем уютном доме. Нальет бокал красного французского «Бордо» и забудет Москву с ее неурядицами, кровавыми разборками и бестолковой суетой. Пяткин сам позвонил ему и предложил уехать. Ну что ж, ему виднее, да и вообще, береженого Бог бережет. Сегодня последнее дело. А какое, кстати? Герман Борисович открыл папку. А! Ясно! Банкир Гнусов убил свою жену и ее любовника. Ну тут все просто. Так, показания свидетелей, домработницы и соседа, зашедшего к Гнусову спросить гвоздей. Все ясно. Жена и ее любовник, угрожая оружием, требовали пять тысяч долларов. Тот обезоружил их и в борьбе нечаянно убил обоих. Герман Борисович представил маленького, с короткими пальцами, вечно испуганного Гнусова, обезоруживающего двадцатипятилетнего инструктора тяжелой атлетики из фитнесс-клуба (он знал, что тех двоих убил телохранитель Гнусова по его приказу) и рассмеялся. Все ясно. Непреднамеренное убийство с соблюдением мер самообороны. Не виновен. Банкир на свободе, а Герман Борисович получает от его адвоката шесть тысяч долларов. И со спокойной совестью едет на отдых. HAPPY END! Auffider seine, Maine liben!