- Понятно, ты своими шурупами покрути, двоих твоих Метис уже замочил, и тебя скоро шлепнет. Вот тогда самое главное промукалишь – жизнь свою. Ответку дать ему надо. Пусть знает - Бройлер за свою братву порвет!
- Ну, лады. Считай, уговорил. Нет мне понта от него шкериться. Сейчас звякну ему и стрелку назначу. А ты как?
- Вместе воевать будем, братан, - Холод протянул руку и Бройлер крепко пожал ее.
* * *
- Подъехал, не кинул, - Бройлер шагнул навстречу Холоду.
- Здорово, братан!
- И тебе того же, брателла. Отзвонился Метису?
- Ага. На девять вечера добазарился. На Бусиново и Долгопрудный развилка уходит, там встретиться и порешили. Место глухое.
- Ништяк. Пацанов сколько?
- Восьмерых с собой взял. Четыре калаша, у остальных «плетки» - ПМ. Патронов до жопы.
- Ништяк! – Холод вытащил оба пистолета из-за пояса. Перезарядил. Бройлер одобрительно кивнул,
- Ты тоже неплохо паканулся, братан.
- А то? Так, пацаны, садимся по пять рыл в машину и трогаемся с Богом.
* * *
Метис залез в джип. Вот непруха! Опять ныкаться. Петеля, командир гребаный: «В Рузу к себе вали!» А тут еще этот молокосос Бройлер, ни дна ему, ни покрышки! Стрелку, урод, назначил! Ой, нюх потерял! Ничего, он ему покажет, как с Метисом в бирюльки играть. На заднем сиденье валялся дипломат. Сорок тысяч долларов! Метис собрал дань со своих точек на месяц вперед. Коммерсанты, не споря, отдавали деньги. Упаси Бог! Деньги так, на всякий случай. Мало ли, на что сгодятся?
- Гоблин! – крикнул Метис, - сейчас к Долгопрудному поедем. Там развилка. «Стрелка» у нас с Бройлером. Стволов побольше возьми и всех пацанов. Сколько вас?
- Десять с утра было, - Гоблин заржал.
- Не щерься! Базарить с бройлерской кодлой не будем. Валить всех сразу на хрен. Потом на дачу в Рузу. Всосал?
- Ага, - Гоблин снова оскалился.
- Тогда поехали.
* * *
К кольцу развязки «Бусиново-Долгопрудный» с разных сторон Москвы подъезжали Метис и Холод с Бройлером. Первые на двух новеньких десятках, вторые на черном «Ниссане» и двух темно-синих «БМВ». Стрелки медленно тикали, неизбежно подбираясь к двадцати одному ноль-ноль. Ехали волки навстречу друг другу, навстречу смерти своей. Никто из них отступать не собирается. Ехали они не разговоры разговаривать, а убивать друг друга.
* * *
Первыми подъехали «бройлеровские», а ровно через минуту люди Метиса. И сразу загремели автоматные очереди, завизжали тупоносые пистолетные пули, стекло прострелянное льдинками на снег посыпалось. А вот и убитый первый. На белой ветровке одного из парней Бройлера расплылось пятно. Очередь продырявила его от одного уха до другого, прошила тонкой стежкой. Даже крикнуть ничего не успел, бежал, а тут как будто споткнулся – раз, и мордой в грязь. А еще через секунду мозги Гоблина растеклись по кожаной обшивке БМВ, и в последний раз, глупо улыбнувшись смерти на прощанье, понеслась душа бандитская по ухабам и колдобинам на небеса обетованные.
Стреляют друг в друга мальчики, убивают. Как будто в детстве в войнушку играют. Знали бы их матери, что дети их не пограничниками, ни спортсменами, ни художниками станут, а бандитами. Может быть тогда бы и рожать их не стали. Не догадывались мамки их родные, что похороны в гробах дорогих и монументы мраморные на их могилах – вот все, что от них останется. Ни памяти никакой, только улицы целые на кладбищах с молодыми лицами на обелисках. Не долог век бандита, ох как не долог!
Трое бойцов Бройлера валялись на снегу, как куклы, не живые. Плотно воры огонь держали, заставили всех в землю промерзшую покрепче вжаться. Бройлер подполз к Холоду:
- Все, хана нам, не поднимешься. Плотно обложили, - и с досадой сплюнул.
- Не бзди, - Холод воткнул полную обойму, - Вот, блядь, как кротов в землю вжали. Ты, слышь, поднимай своих! Как на войне! Ура, за родину!
- Ты че? Охренел? Всех положат!