- А так по-любому, как курей перешмаляют, - Холод два раза выстрелил, - один Бог, терять нечего. Смысла нет харю в грязи топить.
- Ну давай, рискнем…
Поднялись люди Бройлера и бросились в сторону Метисовской братвы. Еще злее пули засвистели. Кто-то в надрыв, в голос заорал. Кто-то с мордой окровавленной в сугроб плюхнулся. Куча мала. Выстрелы, люди. В криках все тонет. Холод увидел, как Бройлер, словно наткнувшись на стену, остановился. Кожаную куртку на груди порвали два выстрела. Рядом с ним упал боец Метиса с окровавленным виском. Один за другим теряли две армии своих солдат. И тут Холод увидел знакомые по фотографии суженные змеиные глаза. Метис. Тот, прижавшись к двери «джипа», расстреливал из «Береты» нападавших. По его левой щеке текла кровь. Зацепило. Над головой свистели пули, автоматная очередь продырявила полу плаща. «Жарко!» Холод скинул его. Быстрыми шагами, стреляя с обеих рук, он приближался к Метису, не замечая выстрелов, которые уже стали потихоньку стихать. Треск. Из рук Метиса выскочил пистолет, а сам он свалился на переднее сиденье «Ниссана», по-волчьи завыв. Холод огляделся. Полная тишина. В нелепых позах валялись убитые. Снег, не успевший сойти, был во многих местах заляпан кровью. Горячие стрелянные гильзы шипели на нем, расплавляя его своим жаром. Все. Он подошел к стонавшему Метису.
- Метис!
- Холод… - он со злостью посмотрел в сторону Холода. Они очень много слышали друг о друге, - вот кто значит наших мочит. Собака бешенная.
- Да, Метис, я.
- Стреляй, падаль.
- Не бзди, успею, - Холод вставил новую обойму.
- Слушай, может разбежимся? Там кейс с деньгами, бери и сваливай, я тебя не сдам, отвечаю. Сбегу из России на хрен.
- Знаю, что не сдашь, - Холод выстрелил. Голова Метиса дернулась и упала на грудь. Тонкой струйкой кровь с краешка губ потекла на подбородок. Точно в сердце! Холод достал дипломат.
- Эй, братэла, - его окликнул тихий голос. Холод оглянулся: окровавленный Бройлер. Он подошел и склонился над ним.
- Вот как… - на его синих губах появилась розовая пена, - обидно… Здесь пять штук баксов в конверте. У меня во внутреннем кармане. – он хрипло вздохнул, - предкам моим в Саратов отправь. Чиркни там пару строчек, мол, у Генки все в порядке, за границу жить уехал. Только сильно не пугай, у матери сердце слабое. Хорошо? – Холод кивнул, - адрес там, на конверте. Лады, братан? – глаза Бройлера стали стекленеть. Последним усилием он хлопнул Холода по плечу непослушной рукой, - а все-таки, братан, клево мы их сделали, - и дернулся в предсмертной судороге…
На далекой московской земле так и остались лежать двадцать тел, двадцать разбитых желаний и несбывшихся надежд, двадцать желаний получить от жизни все, двадцать солдат чужой нелепой и беспощадной войны, двадцать чьих-то сыновей, отцов, братьев, мужей, двадцать судеб, выбравших этот прОклятый путь, двадцать жизней, вышедших из ниоткуда и пришедших в никуда, двадцать… А сколько еще? И тут небо заплакало дождем, прощая, и скорбя о них первым весенним дождем, потому, что они все-таки дети, дети этого свинцового неба над чужим городом. Непутевые, но все же дети…
* * *
Мать Генки развернула бандероль от сына из Москвы. Наконец-то! Два года молчал. А вот и письмо: «Пишет Вам Миша, друг Гены. Гена сейчас уехал в командировку в Америку. Быстро очень получилось, он извиняется, что не успел вам сообщить. Как приедет – сразу телеграфирует».
Отец усмехнулся:
- Вот стервец! В Америку значит поехал!
- Да ладно ты, Ваня, Гена у нас хороший!
- Мать, а что там в пакете? Разверни-ка, - он присвистнул: на стол посыпались доллары. Позже пересчитали – двадцать тысяч. Таким был единственный и последний подарок Генки Бройлера своим родителям.
7 глава
Холод лежал на старом продавленном диванчике на квартире, снятой в Кузьминках, и тупо рассматривал потолок. Пять человек из семи. Осталось двое. Оба генералы. Один генерал «мусорской» – Пяткин, другой – генерал преступного мира Петелин. Именно убив Метиса, Холод понял многое. Это система. Система, под колеса которой он попал два года назад, уничтожив Белку и его соратников. Криминал, монолитом вросший во власть. Тогда он убил Белку за своих друзей, не задумываясь, просто от ненависти. Наум, полковник Грищенко, Саид, Белка и Попик тогда, Пальчик, Чингиз, прокурор, судья и Метис – сейчас. Кто этот Седой? Представитель спецслужб? Нет. Те сами смогли бы все выполнить. В чьих руках он стал оружием? Чей приказ он выполняет? Холод с тоской оглядел тонкие трещинки, морщинками пробежавшие по потолку. Но нельзя подавать виду, что разгадал эту связь. Пока рано. Очень рано. Никогда ты не будешь свободен, Холод. Седой знает, кто ты на самом деле. Этот тебя не отпустит. А если отпустит, то уже мертвым. Пока ты убиваешь для него – ты часть сложного механизма, без которого машина, запущенная Седым, не будет работать. Сделаешь свое дело – ногами вперед отнесут в сторону погоста. Но Седой – не главный. Есть тот, кто стоит за его спиной и отдает приказы. Тот, кто заказывает эту музыку и платит за нее. Но кто еще помнит о Холоде? Кто знает, что он жив? Судьба дала шанс раствориться и спрыгнуть с этого поезда. Он оттолкнулся и в последний момент кто-то его втянул с силой обратно в вагон. Как найти Седого? Ведь Холод ничего не знает о нем, но в то же время спиной чувствует, что Седой следит за каждым его шагом, следуя за ним бесшумной тенью. Думай, Холод!