– Так что ж ты не ушла, если мы такие плохие? – усмехнулся мужчина.
– Так я думала, – пролепетала женщина.
– Кура тоже думала, да в щи попала. Лукавая ты, Агафья, – мужчина покачал головой, – как сейчас помню – пришла ты лет десять назад: «Приюти, тять, в миру жизни нет, как перекати-поле всю жизнь скитаюсь». Мы тебе дом построили, пригрели, мужа нашли, и ни о чем тебя не просили. Тогда, наверное, мы хорошие были. И предкам нашим ты молилась и благодарила их. А как что не по-твоему, так «кровопийцы», – мужчина разозлился, – нет, Агафья, не будет по-твоему. Закон, временем проверенный так просто по чьей-то хотелке не перепишешь. А какой у нас закон? – он посмотрел на парней.
– «Я есмь путь, истина и жизнь», – четко выговаривая каждое слово, хором ответили те.
– Вот видишь, Агафья? Это что значит? И путь у нас един, и истина едина, и жизнь наша с тобой едина. Мы с тобой этим миром помазаны, и супротив друг друга нам никак нельзя, а ты пошла, да еще и Осипа подбила, чтобы свернул с тобой.
– Ты же нашу дочь убьешь, – не унималась женщина, – за то, что она не такая!
– А с чего ты так решила? – засмеялся мужчина, – это не мое право, это как предки скажут, а они пока молчали. А вот своим деянием… ой не знаю я, – его лицо стало серьезным, – как они с вашей кровинушкой велят поступить. Осерчали они на вас. Третьего дня вон как громом с молниями полыхали.
Он вгляделся куда-то вдаль, а в это время к камню подошли еще несколько человек. Они развернули брезентовые накидки и сбросили прямо на мох два гладких камня.
– Тять, – по-козлиному проблеял Осип, – не надо… Мы искупим.
– А что искупать, мил человек? – мужчина спрыгнул с камня, – искупить – это значит заплатить. А ересь чем оплатить можно? – он усмехнулся, – верой только истовой. До последнего вздоха. Во ею и заплатишь. Я всем говорю – мы никого не неволим. Пришел по добру, пригляделся, если любо – остался. Не по душе пришлось – иди своей стороной. Вы остались. А потом драпу дали. А у нас как? – мужчина повернулся к камню, – вон она, гора наша. Здесь предки наши лежат. И древо нашей жизни, – он посмотрел на цветущую черемуху, – вы только оглядитесь по сторонам – кругом деревья мертвые, а она в цвету. Сколько не давили ее, ветра сколько не гнули, а она выжила, родимая наша. А все почему? – он посмотрел на парней возле мужчины и женщины, – мы к могилам наших предков всегда дары несли. Первое молоко после отёла, первое зерно нового урожая, рыбу первую, икру еённую, доску с дома первую и кровь. В крови-то вся сила, – он поднял глаза к небу, – ежели кровь с землей связана – это узы нерушимые. Где кровь человека – там его дом. Он навсегда там останется. Дом же – это душа. Так что простите, Осип с Агафьей. Добро пожаловать обратно домой, – он сверкнул глазами и посмотрел на парней.
Неожиданно в темном небе сверкнула молния и осветила в руках мужчин с окладистыми бородками острые ножи. Удар гром и заглушил крики мужчины и женщины, которые рухнули на землю от ударов стальных лезвий, обрушившихся на них.
– Ну хватит, мил люди, – остановил он парней и подошел к бездыханным телам.
Поглядев на них с высоты своего роста, он присел и окунул обе руки в еще теплую кровь, после чего подошел к камню и прислонил к нему окровавленные ладони. Постояв так несколько минут, он что-то прошептал и повернулся к парням:
– Ну всё. Дело сделано, воля исполнена, камни их поставьте. Так уж получилось. Они сами такую судьбу выбрали.
– Тять, что с девчонкой-то делать? – один из его помощников посмотрел на него, – она ж у них совсем не от мира сего. Мычать только может. Бесполезная вообще. Куда ее девать-то?
– Ну духов жизни мы накормили… Что ж, теперь придется и духов смерти побаловать. Поговорю я с ней, – мужчина поглядел на парней, которые, завернув мертвые тела в брезент, потащили их к болоту посреди многочисленных камней-надгробий, – а потом уж и избавимся от нее. Не хотят предки наши, чтобы она с нами жила. Ой, не хотят…
– Так мы ж ее не можем, – раздался голос, – она ж дитя, а предки этому не обрадуются.
– Так это не мы, мил человек, и сделаем. Тут уж за нее все само распорядилось. Мы вот как поступим… – он посмотрел на тела в брезенте, которые его люди с размаху забросили в чавкающую болотную жижу.