– Можно, – Тея потянулась, села на кровати и взяла чашку, – вкусно пахнет, – она сделала глоток, – только мне собраться надо.
– Собирайся, – Холод поднялся с кровати, – только камуфляж-макияж делать не обязательно.
– Это ты к чему? – Тея сделала еще один глоток.
– К тому, что Доцент возле дома час уже топчется, аж вспотел в своем новом пуховике, – рассмеялся Холод.
Минут через десять они вышли и пошли по тропинке вперед в сторону деревьев, точащих на холме. Старый лес возле Лумиваара издалека на фоне огромных корабельных сосен казался кустарником. Когда путники вошли в него, они оказались в царстве лиственных деревьев и высокой травы, которые, правда, очень скоро закончились, зато начались сосны и камни. Чем дальше они уходили в лес, тем больше становилось камней, и очень скоро они начали превращаться в скалы, в разломах которых попадались дождевые озера с мутной желтоватой водой. Наконец они добрались до речки, бурлящей среди гранитных глыб, через которую было перекинуто обтесанное бревно с натянутой веревкой. Взявшись за нее, Холод первым шагнул на самопальный мост. Под ногами ревел поток воды, и он, не заглядывая вниз, короткими перебежками перебрался на другой берег. Его примеру последовала Тея. Набрав в легкие воздуха, она выдохнула только тогда, когда оказалась рядом с Холодом и тут же задержала дыхание заново – на бревно взобрался Марк.
Форсировав водную преграду, они снова вошли в лес на широкую тропинку, которая наконец привела их в деревню общины Мункилайны. С десяток расположенных в ней домов были явно старые. Но зато крышу каждого украшала спутниковая тарелка. У входа в деревню их встретил Кузьма с натянутой улыбкой на бородатом лице и повел дальше. По пути им попались дома с вывесками «Школа», «Медпункт», «Магазин», «Библиотека». Возле домов, как в Индии, паслись коровы, на которых никто не обращал внимания.
– Сколько же народу здесь живет? – Доцент посмотрел на Кузьму.
– Так эдак около сотни сейчас, – Кузьма поскреб в бороде, – мужиков человек двадцать, а остальное старики, бабы, да детишки. По лету новые жители придут.
Они пошли дальше, пока не добрались до огромного дома без окон, стоявшего на камнях.
– А это что? – Доцент повернулся в сторону клетки и тут же отпрянул от нее, увидев огромного медведя, вставшего во весь рост.
– А на него разрешение есть? – только и сумел пробубнить он, – зверь не бешеный?
– Так какое разрешение? – перед ними возник неизвестно откуда взявшийся Мефодий, – здравствуйте, мил люди. Зачем медведю разрешение? Он же в лесу живет. Ну что, в дом проходите, гостями будете, – он жестом пригласил их пройти в строение без окон.
Дом был древний, из цельных бревен. Окна в нем все-таки нашлись, правда, с другой стороны. Они смотрели прямо в непролазную лесную чащу, которая начиналась сразу за забором деревни. Внутри дома всё было просто по-спартански – кровать и огромная на четыре комнаты печка с лежанкой. Посреди самой большой комнаты стоял стол, накрытый местными деликатесами.
– Проходите, усаживайтесь, кормить вас буду, – гостеприимно улыбнулся Мефодий.
Тея с опаской начала пробовать местные продукты. Вначале появилась каларуокка, местный рыбный суп, сваренный на молоке. К нему подали сланцы, ароматные местные хлебцы, при изготовлении которых в муку добавляют сосновую кору. Недоверчиво зачерпнув деревянной ложкой рыбно-молочный бульон, Тея быстро вошла во вкус и не заметила, когда он кончился. А на столе уже появились новые дары карельской земли – соленые рыжики и пирог калакухло, приправленный рыбой и салом. Марк отщипнул от него кусок и потом никак не мог остановиться. А на столе, похожем на скатерть-самобранку, возникло очередное яство – майтокалакейто, рыба, зажаренная в сметане со сливками с очень похожей на знакомую всем картошку, с ароматной пареной брюквой. Но на этом чудеса не кончились. Мефодий внес блюдо с сельчинами, ржаными блинами с рисовой кашей. Когда Тее показалось, что в нее уже больше ничего не влезет, Мефодий вытащил прямо из печи главное блюдо карельской национальной кухни – калитки, открытые пирожки с брусничной начинкой внутри. Тее с Марком он налил душистого, как карельский луговой воздух чая, а для мужчин поставил на стол запотевший кувшин с местным хмельным напиткам пилво, который к пиву никакого отношения не имеет.