– Лиза – дочь участкового, которого ты с женой убил и племянница хозяина лесопилки? – задал свой вопрос Холод.
– Она самая, – Мефодий пожевал губу, – надо было тогда ее убить. Глядишь, и трупов бы ненужных потом столько не было. Змея эта Лизка.
– С чего ты так решил? – не понял Холод, но Мефодий перебил его:
– Моя очередь поспрашать. Зачем ты сюда приехал?
– Судьбу родственников этой Лизки узнать, – честно ответил Холод, – и в части военной кое-что еще. Вот про это следующий мой вопрос, – Холод внимательно посмотрел на Мефодия, – имя Седой и слово «Триумвират» тебе ничего не говорят?
– Не, – на секунду задумался Мефодий, – мы вообще к этой части редко хаживали. Сам понимаешь, кто мы. А кто они.
– Не врешь? – Холод прищурил глаза, но Мефодий снова остановил его:
– Очередь не нарушай. Что со мной делать собрался?
– Знаешь, убивать тебя как-то жалко, – Холод посмотрел на автомат в руках, – экземпляр ты редкий. В Москве товарищ у меня есть, он таких, как ты, упырей изучает. Думаю, словить тебя, в клетку запереть и в его зоопарк тебя доставить. Ему в подарок. Сколько ты народу убил?
– Лично я немного. Человек пять, – Мефодий усмехнулся, – и то с нужды.
– А мне что-то больше кажется, – засомневался Холод.
– Не, не больше, – Мефодий совершенно искренне взглянул на Холода, – остальных Лизка убила. Вон, полное болото их плавает.
– Ну что ж, давай теперь ты свой вопрос задавай, – Холод положил автомат на камень, – не будем очередность нарушать.
– Так нет у меня больше вопросов. Зато предложение есть, – Мефодий почесал небритый кадык, – отпусти меня. На кой я тебе сдался? Лесопилка твоя, лес твой. Дай хоть я в покое поживу. Я тебе еще и приплачу, – он сдернул с камня старый охотничий рюкзак, – здесь полмиллиона рублей американских. Забирай.
– Откуда у тебя такое бабло? – присвистнул Холод, – да ты богат, царь лесной!
– Рыбалка, охота, лес, – Мефодий поставил рюкзак на землю, – ото всюду понемногу. Копейка к копейке собирал. Как с этой Лизкой связался… Жить с ней хотел, как с женой.
– Так ты ж сказал, что она твоя дочь… Хотя, – Холод вспомнил, что это родственница Кольцова и замолчал, а Мефодий продолжил:
– Пока она маленькая была, все у ног моих терлась – тятя, да тятя. Уже тогда ревнючая была и злая…
– Слушай, – Холод замялся, – мне тут сказали, что она твоих дочерей… Как же ты с ней после этого? Или она тебе отомстила?
– Не, не в мести дело, – Мефодий покачал головой, – дочери мне были от бабы даны. От нелюбимой бабы, которая сбежала и мне их оставила. А Лизка мне от Бога нашего была дана. Так мне по крайней мере тогда казалось, – Мефодий уселся на гранитный обломок, – а вышло, что от беса. А я разглядеть вовремя не сумел, и эти ее бесы на меня перекинулись. Мужик-то еще с бесом справиться может, а вот баба нет. А если бес еще этот в похоти живет, – Мефодий махнул рукой, – я после дочерей убить ее хотел, а глянул в эти глаза чистые и не смог. А когда ей шестнадцать было, она сама ко мне в постель запрыгнула: «Пусти, тятя, холодно». Вот я тогда и согрешил с ней первый раз, бабы-то долго не было. Потом покаялся и в город ее сослал. Думал, не вернется – она ж городская. Вернулась. Все только хуже стало. Как удавку она мне на шею накинула: «Мы с тобой, Мефодий, предками нашими венчаны», – ехидно произнес Мефодий, – я ее и замуж отдавал, аж дважды, – он посмотрел на небо, – но Лизка она такая… И мужей сгубила, и мента Севрюкова. Она ежели к какому мужику прицепится, так пока не высосет с него душу, не отстанет. Она как клещ бесовский, – Мефодий тяжело вздохнул, – мужики за ради любови к ней на всё готовы. Петьку вон, мента, окрутила, друга вашего потом. С Севрюковым путалась. А как надоедает ей с ними баловать, и заканчивается мужик, который рядом с ней. Она ко мне приходит и деньги тащит, – Мефодий похлопал по рюкзаку и говорит: «Прости, тять, не сдержалась. Люблю только тебя». А я дурак прощал… Лучше бы она меня убила, не мучился бы так. Так что спасибо тебе с друзьями, что от такой любви избавили. Если же любить некого, так и нет любви, и жить можно без страданий. Значит, вижу, не отпустишь ты меня? Вижу… – Мефодий посмотрел на отрицательно покачавшего головой Холода, – ну давай тогда по-мужски решим. Победишь – я твой. Нет, – он похлопал огромной рукой по рюкзаку с деньгами, – уйду с Лизкиным приданным от людей подальше, и ты про меня забудешь.