Выбрать главу

Не зная, что ответить, Холод кивнул, а мужика понесло дальше. Он сообщил охраннику и севшему на задницу псу о том, как дождь превращается в лужи, лужи становятся реками, а потом превращаются в моря и океаны, которые мы пьем, пьем, пьем и никак не можем напиться потому, что не ценим свое время и воду.

Холод уже было собирался встать и уйти, но охранник с собакой опередил его и ушел первым.

- Привыкайте к этому, мой друг, - неожиданно остановился мужчина и посмотрел вначале на исчезнувшего человека с собакой, а потом на кольцо «Триумвирата» на пальце Холода, - привыкайте, - продолжил он, - у воды и времени слишком много общего – и то, и другое, течет неумолимо. И того, и того нам так часто не хватает, - мужичок поднялся и потянул вниз рукав свитера, из-под которого, словно невзначай, наружу выползали три змеи, - я понял одно – главное дождаться, когда оно придет, твое время, и не лить воду впустую. Тогда может быть все так глупо не закончится, - он повернулся к Холоду спиной и шаркающей походкой направился к огромному серому зданию посреди серого парка с унылым серым забором, оставив Холода в одиночестве на скамейке соображать, во что он в очередной раз вляпался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

1 глава. Когда ласточки летают слишком низко - 1

Москва, осень 2017 года

(незадолго до событий в прологе)

– Ну и местечко вы выбрали, господа, – Доцент встретил взглядом вошедших в его кабинет Наума и Холода, – с Теей все в порядке?

– В порядке, – ответил за Холода Наум, – давай уже, вещай, Оракул, что ты там нарыл?

– Лечебница! Лечебница неврозов, – улыбнулся Доцент, – но я вам так скажу… Это охрененная лечебница с еще более охрененной историей!

– Давай уже, не томи, – Холод уселся в черное кожаное кресло и вытянул уставшие ноги.

– Это филиал «Парк Кранкенхауза» в Лейпциге, – продолжил Доцент.

– Чего? Какого Кракена? – недоумевающе посмотрел на друга Холод.

– Больничный парк, – остановил его Наум, – а он-то здесь при чем, этот парк? Мы же не в Германии.

– Я же сказал, филиал, – Доцент швырнул на стол несколько фотографий, – в общем, история у этого места такая. Если сам «Кранкенхауз» появился в конце девятнадцатого века, это место уже в начале двадцатого. Как вы понимаете, это Эстония. Изначально это была лечебница в павильонном стиле, когда имела место теория гуманного лечения сумасшедших зеленой средой. По сути дела, это и сейчас огромный парк. Раньше считалось, что врачи могут работать в этом месте с пациентами, не отвлекаясь на внешний мир вообще. Так было до самой революции. Там уже точно и не скажу, – Доцент попытался поправить несуществующие очки, – вроде бы Эстония к Союзу присоединилась довольно поздно, ближе к сороковым… В общем ладно, – Доцент махнул рукой и посмотрел на фотографию очень похожего на замок дома на столе, – короче, немцы там появились. И не просто немцы, а первые психиатры. Вначале лечили они там параноидальных шизофреников.

– По парку что ли с ними гуляли? – не выдержал Холод, – давай уже ближе к теме.

– Вот я и подхожу, – Доцент поднял руки и посмотрел на Холода с Наумом, – не простых шизиков, а с трансгендерным расстройством.

– Чего? – снова начал Холод, – это еще что за на хрен?

– Ну как бы… – засмущался Доцент, но Наум его выручил:

– Пидоров так раньше называли. Впрочем, их и сейчас так зовут. Ладно, давай уже.

– Но это не совсем так, – попытался возразить Доцент, но Наум снова перебил его:

– Давай уже дальше, Бог с ними, хрен редьки не слаще.

– В общем, так продолжалось до двадцатых годов, пока там не появился великий «евгенист» Герман Пауль Ниче, и не открыл там филиал Лейпцигского института психологии. Конечно, сделал он это не совсем легально, – Доцент покачал головой.

– Евгеника – это наука о сверхлюдях? – Холод посмотрел на Доцента, – что, опять очередная хиропоновая история?

– Не совсем, – Доцент поморщился, – евгеника – это наука о селекции человеческого рода, отборе. Только не естественном, а расовом. В общем, немцы занимались там стерилизацией психопатов, людей с врожденными дефектами, ну и, конечно, алкашей и наркоманов. А перед самой войной, когда Эстонию в СССР приняли, начали испытывать там барбитурат люминал для расовой гигиены.