Проходя мимо них, Хирург увидел в их глазах одно желание – сожрать кого-нибудь или чего-нибудь. Поднявшись по лестнице в дом, он сразу столкнулся с безногим парнишкой, похожем на цыганенка, который, изучив Хирурга, глазами без белков, не долго думая, гнилыми зубами вцепился в его армейский ботинок. Стоявший рядом еще один косовский «освободитель», надолго думая, отбил ботинок Хирурга у паренька ударами приклада по голове. Мальчишка зарычал, как раненный зверек, и, быстро перебирая руками, исчез в комнате без двери.
Выслушав, что надо Хирургу, албанец кивнул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, и Хирург стал забираться вверх по грязным ступеням.
В помещении, похожем на актовый зал, несколько албанцев гоняли дебиловатого вида мужичка в армейской шапке-ушанке, норовя дать пинка или заехать кулаком в ухо. Мужик смеялся и ревел от боли одновременно, размазывая кровь по серому грязному лицу.
За всем этим наблюдал невысокий гражданин с обритой наголо головой в новеньком НАТОвском камуфляже.
– Вы доктор Арвидос? – посмотрел на него Хирург.
Мужчина отвлекся от албанцев, гоняющих дурачка, и повернулся к Хирургу.
– Ну допустим, – с легким прибалтийским акцентом произнес он, – я Арвидос. А на счет доктора некоторые сомневаются, – мужчина рассмеялся и остановил албанцев.
Те исчезли, а дурачок забился в угол за кучу поломанных стульев. Арвидос, не обращая внимания на Хирурга, подошел к мужчине, вращающему безумными глазами, и снял с его грязной головы с неровно выстриженными клочками волос шапку:
– Смотри, Любомир, если в следующий раз будешь плохо себя вести и пытаться съесть свои пальцы, то снова оденем на тебя эту шапку. Ты понял?
Безумные глаза больного на секунду стали нормальными, и он понимающе закачал головой.
– Молодец, хорошая собачка, Любомир, – улыбнулся Арвидос и повернулся наконец к Хирургу, – они все понимают. Это же болезнь, а болезнь – явление временное. А значит излечимое.
– Такими методами? – поморщился Хирург.
– А, я забыл, вы же мой коллега, – Арвидос снова улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, – тогда вы должны понимать, что гуманность – враг прогресса. Я придерживаюсь истины, что ответственность за безумие возлагается на разум, – произнес Арвидос со своим легким прибалтийским акцентом, – а я так понимаю, вы приехали…
– Да, – кивнул Хирург и вытащил из кармана куртки котлету долларов, – десять тел.
– А почему не двадцать? – рассмеялся Арвидос, – они же мрут здесь, как мухи. При Милошевиче их еще кормили, а сейчас, – он махнул рукой, – до здоровых дела никому нет, а они больные.
– Значит все-таки они больные? – Хирург покрутил в руках деньги.
– Для других, возможно, да. Для меня нет, – доктор покачал головой и повернулся в сторону вошедшего водителя Хирурга, – тела внизу, в душевой, – он с силой выдернул деньги из рук Хирурга, – медицински чистые. Лекарств тут уже года три нет никаких. Так что у них почки и печень, как у младенцев, – он рассмеялся, – хотя они и есть младенцы. Неразумные дитя этого слишком разумного мира. Я дам распоряжение ребятам, они помогут их загрузить.
– Все-таки больные, – Хирург покачал головой.
– Ну смотря что считать болезнью, – Арвидос посмотрел на огромного паука, который сползал по своей паутине-веревке прямо с потолка, – утрата связи с реальным миром или утрата идеологического единства с социумом? Разве это можно считать болезнью? Это скорее всего состояние.
– Которое нужно лечить, – добавил Хирург.
– Лечить или контролировать, – улыбнулся доктор, – когда не лечится, остается только контролировать. Отказ от лечения – это основание для применения контроля и насилия. Если нельзя вылесить – надо изолировать. Если нет возможности изолировать… – Арвидос развел руками.
– Нацизм какой-то получается, – Хирург вздохнул.
– Это не нацизм, коллега, это суровая реальность, – Арвидос передал одному из албанцев шапку-ушанку и начал спускаться вниз по лестнице, – наш мир и так безумен, поэтому исчезновение парочки безумцев никто просто не заметит. Для них смерть – это лучшее лечение. Но это не просто смерть, – спустившись на первый этаж, Арвидос повернулся к Хирургу, и тот почувствовал запах кубинской сигары и дорогого французского парфюма, исходящего от камуфляжа доктора, – это самопожертвование во имя науки. И не надо мне говорить, что они просто жертвы. Они выбрали безумие, а выбрав эту болезнь, они стали на путь жертв. Так что пока они не кончились, – он кивнул в сторону нескольких возящихся в тряпье людей, пускающих слюни, мы можем еще что-то сделать во имя науки.