– Вы судите об организации только по ее русскому филиалу, – парировал Дворецкий, – а это не очень объективно. Наш филиал – это кривое зеркало нашей страны, помноженные на амбиции и просчеты Графа.
– А в той Америке думаешь лучше? И где они там еще есть? – Холод покачал головой. У каждой страны, Дворецкий, свое зеркало, и рожи бандитские везде одинаковые. Аль Капоне? Так это ж учитель для половины нашей братвы. Только у них великая депрессия, сухой закон, а у нас рыночные отношения. А убивали так же пачками. И до сих пор ничего не изменилось. Где «Триумвират» навел порядок? Назови хоть одну страну.
– Нет такой страны, – согласился Дворецкий, – но «Триумвират» и не должен наводить порядок. Он не полиция и не государственная власть.
– А зачем он тогда нужен? Я слышал, там есть Магистр, какие-то консулы, какой-то священный круг… Прямо рыцари круглого стола, – Холод усмехнулся, – только дальше круга они ничего не видят.
– Вы говорите так, потому, что пришли к ним не по зову сердца, – вздохнул Дворецкий, – да, я тоже разочарован, но я еще верю, что мир можно изменить.
– Вернуть Маргариту? – Холод грустно улыбнулся, – Нет, Дворецкий, мир не меняется. Можем измениться только мы. Стать умнее, или наоборот поглупеть. Я знаю, зачем нужен ваш «Триумвират». И ты знаешь. Но сказать об этом почему-то боишься.
– Нет, не боюсь, – Дворецкий посмотрел на прыгающего по ветке яблони воробья, – «Триумвират» дает понять, на чьей ты стороне. Он испытание.
– А когда он перестанет тебя испытывать, – Холод повернулся к Дворецкому, – с чем ты останешься? С людьми, которым ты не веришь, с друзьями, которых у тебя нет или просто наедине с самим собой и тупыми мыслями?
– «Триумвират» просто так не отпускает, – Дворецкий посмотрел себе под ноги.
– Не отпускает тех, кто не хочет уйти, – Холод поднялся со скамейки, – только так, Дворецкий. Ты в «Триумвирате» пока он в тебе.
2 глава - 4
Югославия. Белград. Район Автокоманда, муниципалитет Вождовац. Осень 1991 года.
– Они здесь, – парень в драном пуховике с серьгой в ухе и лицом, перемазанном кровью, крикнул Комбату и ткнул пальцем в сторону кафе с надписью «Сербия», – «делиевцы» («герои» – серб.) хуевы! Двери с окнами забаррикадировали и внутри сидят. Наверное, подмогу вызывают.
– Вытащите их всех наружу и мочите, – Комбат поднял воротник кожанки, – а с подмогой мы тут разберемся, – он посмотрел в сторону автобуса, из которого вывалилась толпа парней, скрывающих лица красно-белыми шарфами, – вперед!!! Убей «Цыгана», спаси «Партизана»! – прорычал Комбат, и десяток «Могильщиков» накинулись на вылезших из автобуса парней, начав колотить их досками, не подпуская к кафе.
Где-то вдалеке зазвучали сирены карет «Скорой помощи». Комбат подошел к старенькому «Фиату» и вытащил из открытого багажника бутылку коктейля Молотова:
– Гори-гори ярче! Всем «Цыганам» жарче! – засмеялся он и поджег фитиль на бутылке.
Через несколько секунд десятки огненных коктейлей полетели в кафе «Сербия», со звоном разбивая стекла и влетая внутрь. Из разбитых окон стали вырываться языки пламени вперемешку с клубами дыма. Двери распахнулись, и из них, кашляя и хрипя, на улицу стали выбегать «герои».
– Бей «Цыган»! Хребтину им ломи! – крикнул своим людям Комбат. Он посмотрел на стоящих в стороне полицейских и рванул в месиво из человеческих рук и ног, размахивая ржавым мачете.