- Ты правда… подвязывал бы с синькой-то, племяш, - Иуда с прищуром посмотрел на Холода, который запахнул на себе халат, поставил бокал на столик и уселся в кресло-качалку.
- Да я и не развязывался, - Холод посмотрел на свои махровые розовые носки на ногах, - понимаешь, старый, я вот все ждал, когда это наступит… Чтобы вот никуда не бежать, не оглядываться… И вот… - он открыл ящичек из мореного дуба и вытащил оттуда сигару, - вот оно, - Холод понюхал сигару и бросил ее обратно в ящик, - сижу здесь, мух изучаю.
- А это всегда так, - рассмеялся Иуда и подмигнул вошедшему Дворецкому.
- Кофе будете? – Дворецкий посмотрел на Иуду.
- Чифирь ему набадяжь, - усмехнулся Холод.
- В накладку будете или в прикуску? – Дворецкий снова посмотрел на Иуду.
- Блядь! – выругался Холод и снова вытащил сигару. На этот раз он щелкнул золотым «Зиппо» и втянул в себя стойкий аромат кубинского лета, - вот есть такое, что ты делать не умеешь? – Холод оглядел Дворецкого, - вот скажи мне.
- Есть… Наверное, - пожал плечами Дворецкий, - но научиться всегда можно.
- Вот почему мы тогда… - Холод воткнул сигару в зубы и продолжил, - почему мы тогда с тобой до сих пор обои не переклеили?
- Потому что ни Вам, ни мне это не надо, - улыбнулся Дворецкий, - не в обоях дело. Переклеим мы их… Разве от этого что-то изменится?
- Не изменится, - выдохнул Холод и, взяв Брема со стола запустил книгой в муху, усевшуюся на портрет семьи Наумовых. Раздался звук битого стекла, а противная муха взлетела и метнулась к выходу, где ее, взмахнув рукой, зажал в кулаке Дворецкий.
- Расстроится Тея Святославна, - вздохнул он.
- Починим, - Холод встал с кресла и поднял фотографию с юным Наумом, маленькой Теей и сопливым Кирюшей, за спиной которых стоял их отец.
- Починить-то все можно, только вот зачем ломать? – нарушил молчание Иуда.
- Ты еще скажи про ломать не строить… – вздохнул Холод и аккуратно положил портрет на подоконник.
Дворецкий щеткой смел стекло и снова исчез, а Холод открыл окно и вдохнул осенний воздух:
- Я вот думаю, сколько я так еще выдержу? – Холод повернулся к Иуде, - уже крышей еду.
- А ты к психологу сходи, - улыбнулся Иуда.
- И чего мне твой психолог скажет? – не понял Холод.
- А ему ничего и не надо говорить. Он тебя слушать будет, - Иуда повернулся и взял с подноса вошедшего Дворецкого дымящуюся кружку и отхлебнул, - вышак, - он кивнул Дворецкому, - благодарствую, родной. На вон, хлебани, - он протянул кружку Холоду, - в себя приди. Разговор есть. Только небольшими глотками, а так, как втянучку, а то мотор после синьки стуканет.
1 глава - 2
– Года полтора это, кажись, назад было, – Иуда сжал кружку двумя руками, – сиделец старый ко мне пришел. Мы сверстники с ним, еще по пересылке в Ванино знакомцы. Он вроде как от дел отошел, но человеком порядочным остался. А порядочный у нас как… – Иуда сделал глоток и на секунду задумался, – без средств к существованию. Ну и попросил о помощи. Он вообще никогда ничего не просил. У нас как принято, – Иуда посмотрел на стоящего у Дверей в комнату Дворецкого, – просить не принято, сами должны увидеть и помочь, а мы как-то с ним из поля зрения потерялись. Судьба, как говорится, по жизни разбросала.
– Ты давай это, старый, – без предварительных ласк, – поморщился Холод, – и своей воровской прелюдии. Сразу скажи: вашим перестал быть и забыли о нем.
– Ну пусть по-твоему так будет, – Иуда поставил кружку на столик, – хотел я ему деньжат подбросить на жизнь, а он головой покачал: «Помощь не приму. Должен буду. Вещица есть одна. Лучше ее купи»… И из кармана достал.
– Чего достал-то? – Холод посмотрел на Иуду.
– А вот чего, – Иуда влез в карман кожаного пиджака и бухнул что-то, завернутое в серую тряпку, на столик прямо рядом с кружкой.
– И чего это? – Холод подбородком кивнул на сверток.