– Не пойму, к чему вы клоните? – Додырин несколько раз щелкнул выключателем старой лампы, – это нужно делать дополнительные пробы. Шельф это что? Колодец. И все исследования проводятся внутри его диаметра. В Оленьей последний раз… – Додырин задумался, – даже не вспомню, когда там люди были. Мы же все на Сверхглубокую ставку делали. Думали до Нобелевской премии добуримся. Ну что же, давайте, если вас это так интересует, я сам забор сделаю. Вы что думаете, эти уголовники там что-то искали?
– По всей видимости да, – кивнул Доцент, – по крайней мере машина с оборудованием наверху была. Кирки, небольшой бур, лопаты, ведра.
– Интересно, что такое знали зэки, что не знаю я, – попробовал обидеться Додырин, – ну да ладно. Я посмотрю. Уже самому интересно стало. Я там, кажется в восемьдесят третьем был. Одна шахта заводнилась – ее сразу законсервировали. На другой каналы осыпаться стали. А на третьей, да, вроде как метан рванул, но без жертв. Там как раз расконвоируемые зэки с колонии-поселения и возились. Может окурок бросили. Я не в курсе. Это не мой объект. Там, кажется, Бирюков руководил. Был у нас такой товарищ, царство ему небесное. Хороший специалист был…
– И что с ним случилось? – Доцент напрягся.
– Так умер уже, – улыбнулся Додырин, – годы, понимаете ли. Ему в восьмидесятых уже семьдесят с лишним было. Но пил до последнего. Крепкий мужик. Жаль записей после него не осталось. Мы, когда перспективу не обнаруживали, сразу все уничтожали. Но я съезжу на место. Если получится, поинтересуюсь. Интерес к науке во мне еще живет, – Додырин улыбнулся и залез рукой в ящик стола. «Рябинка». Говорят, лучше того французского. Да еще и в шоколаде. Ну что, махнем по маленькой? – Додырин широко улыбнулся.
– А выбираться отсюда как будем? – Доцент вспомнил Веронику и уставился на Додырина, который уже протирал бумагой с надписью «Акт» стаканы.
– Такси вызовем, – ответил он, – не совсем же на крайнем севере живем, – и, свинтив с горла бутылки пробочку, налил себе и Доценту тягучей жидкости из бутылки с характерным запахом кофе, – что-то мне подсказывает, что рябина тут рядом не лежала… – он улыбнулся и залпом опрокинул в себя стакан. Доцент вздохнул и проделал то же самое…
3 глава - 8
Мурманская область, город Полярный. Осень 2018 года.
– Ну как? – Холод повернулся к Тее, забравшейся в машину.
– Все так же, – она тяжело вздохнула, – поговорили о пустоте, одиночестве и закончили тем, что северная романтика – это большой миф.
– Бывает, – Холод завел машину, – надо тебе было к Сыровяткину идти. Он тип знатный. Договорился с ним вечерком встретиться. В офис меня пригласили… А пока поехали прокатимся, – Холод сорвался с места, и «Кайен», пролетев весь Полярный за пять минут, остановился возле красочного щита с надписью «Тропа здоровья».
Он вылез из машины и распахнул дверь перед Теей. По асфальтированной дорожке мимо них пробежал старичок в наушниках и скрылся за одним из многочисленных виражей, петляющих между засохших клумб.
Холод с Теей неспеша прогулялись вдоль скамеек, возле которых кто-то соорудил из старых покрышек лебедей, пожалев для них белой краски. Скользкая от сырых листьев тропа тянулась вдоль небольшого озера, в котором плавали настоящие утки, а на островках гнездились белоснежные чайки.
– Странный этот Полярный, – нарушил молчание Холод, пропустив очередного бегуна за здоровьем, – с фасада вроде как новый, а зайди во двор – там плохая коммунальная сказка. Контейнеры, полные мусора, трещины на стенах.
– Зато смотри, наверное, зимой здесь очень красиво, – Тея взяла его под руку и кивнула в сторону чугунных фонарных столбов, – волшебный свет желтых фонарей и чистый белый снег.
– Точно, главное, чтобы лампочки в них никто не побил, – Холод рассмеялся, – а главное – желтый снег. Настоящая романтика!
– Да ну тебя! – Тея ткнула его локтем в бок, – и так тоска беспробудная.
– Тоска здесь зимой, – успокоил ее Холод, – когда снег не волшебно-желтый, а черный из-за комбината. Представь. На черный снег падает белый, чернеет, и так до весны. А потом вся эта копоть тает, и город в грязи тонет. Магия прогресса! А еще дома с этими наскальными граффити.
– Это социальное лекарство от депрессии, – Тея посмотрела на Холода.
– Или призыв к действию – взять в руки волыну и за то, что здесь вместо этих радостных пингвинов на льдинах, которые на стене, сугробы по шею и мороз минут тридцать, пойти всех перешмалять к чертовой бабушке, – усмехнулся Холод – только прикинь – за окном снежная жопа с полярной зимой без солнца. Желтые волшебные фонари, а напротив тебя стена с тем, чего у тебя нет и не будет. Херовый антидепрессант получается. Так и хочется свалить отсюда или всех завалить, – Холод, забыв, что он на «Тропе здоровья» достал из кармана куртки пачку сигарет, – почему я все время слышу даже от местных, что их жизнь здесь – это временно?