– С черными Сема мутился.
– Так ты почему мне раньше не сказал?
– Да ты меня и не спрашивал, – Глина мокнул огурец в соль, – я-то думал, ты знаешь, с кем твой сынуля якшается.
– Да не знал я ничего, в том-то вся и проблема, он судя по всему своих бойцов под черных зарядить и хотел, а там что-то не срослось. Те нацменов перебили… И Сему. Глина, мне помощь нужна.
– Какая тебе помощь? Сына-то не вернуть уже. Иди к ментам. У тебя ж среди них корефанов много, и сдай им этого Холода.
– Не, – мотнул головой Макар, – там дело мутное. Разберись ты.
– А мне-то с того какой интерес?
– Мы на следующей неделе в Думе закон пробивать будем о конверсии. Сокращение стратегического вооружения в Забайкалье. Несколько десятков шахт с ракетами средней дальности демонтировать будут. Плюс цветмет, оборудование.
– Ну а мне с того?
– Пятьдесят на пятьдесят. Будем в пополаме. Там миллионы. И половина – твоя. Если голову Холода мне принесешь.
– Заманчиво, – покачал головой Глина, – Квас, подь сюды. Послушай, че мне Макарка говорит. Давай помозгуем. Резон есть.
* * *
Холод подошел к окну и выглянул на улицу.
– Че, не спится? – на кухню вышел Владлен, – мне тоже, – он усмехнулся за стол и закурил, – че делать-то будем?
– Пока не знаю. Что-то напрягает меня все это. Вроде и бабки есть – свалить можно. Хотя, знаешь, я, наверное, останусь. Ты бери пацанов и съебывайтесь отсюда вместе с бабками.
– А старший Кондаков как?
– Это уже моя забота.
– Нет, Холод, ты через нас в этот блудняк попал. Из-за Перца, Адмирала, из-за Бледного. Из-за Семки – сученыша. Вместе вариться будем, до конца.
– Владя, а кто знает, где этот конец? Может это только начало? Начало конца. Знаешь, я такую фразу придумал: спеши быть героем, ублюдком ты успеешь стать всегда. Мы по этому закону живем. Ради этого мы убиваем. Убиваем ради того, чтобы убить. Аладдин мне однажды жизнь спас. А я его… Ты знаешь, иногда мне кажется, мир погрузился в мир кровавых разборок, в мир абсолютного холода, и вы здесь не при чем. Вам надо развернуться и уйти, пока есть шанс, хотя бы ничтожный.
– А ты почему не развернулся?
– А у меня дорога прямая. И билет только в один конец. И иду я, Владя, в ад, который сам же и создал. Ад для меня не страшен. Жизнь страшнее. Я как самурай без хозяина – ронин. Иду и иду, пока кто-то не остановит. Ведь самому нет сил остановиться.
Владлен посмотрел на него. Он был старше Холода на каких-то три-четыре года, а перед ним стоял глубокий старик. Старик, который знал жизнь. Жизнь в созвездии волка.
3 глава
Что такое теплый субботний вечер? Лучше всего это знают жители огромного мегаполиса, наторчавшиеся за день в автопробках и натолкавшиеся в метро. Это легкий ветерок над окраиной, подпертой трубами заводов. Это зеленая трава на грязном газоне. Это коты, завывающие на все лады и октавы в подъездах. Это девчонки, с ногами туго затянутыми в лайкру и капрон. Это старушки, вылезшие из дома на лавочку погреть задницы и почесать языки в свободное от сериалов время. Все это и есть составляющие теплого весеннего вечера в большом городе.
* * *
– Слышь, – Квас посмотрел на Симона, – Глина конечно же хват, без б, но тут ньюансик маленький. Братки-то эти – гастролеры, а столица – как большой муравейник. Лягут на дно и ищи их, свищи. Вот чтоб ты, зема, на их месте сделал?
– Ну, – Симон почесал в затылке, – затихарился бы. Это первое. Лаванду они по-хорошему срубили. А здесь куда ни плюнь – одни хибары в спальниках. Полежал бы на грунте месяцок и на лыжи бы встал.
– Не, эти не встанут, – Квас покачал головой, – слышь, а че там с машиной Семеновской?
– Да напарили ее одному кексу с Подмосковья. Так, в поряде чувак, под блатного канает, а по жизни фуфло. Рулит там тремя палатками у себя в Заднепроходске. Я с ним поболтал – машина на одного человечка была оформлена по ксиве левой. И в этот же день ее и втолкнули. Тот его даже на рожу не помнит.