Вован дал Доцента и, кивая, несколько раз икнул…
– Да… Вот такая она, тантра, – рассмеялся Холод, – вернее, ее отсутствие.
– И тебе напиздел? – Вероника тряхнула Доцента, – Не дрыхнуть, мой тантрический! Я тут не при делах! Это его мама внуков здоровых хочет, о продолжении рода она задумалась! Вот и посоветовала карму ему почистить. А он же маму слушает! Правда иногда промахивается, – она по очереди посмотрела на Вову и Доцента, – ладно, поехали уже. Мне эти рожи полночи еще наблюдать. Бухать вы собрались или спать?
Доцент поднял голову и пьяно улыбнулся, а Холод выехал со двора.
2 глава - 8
– Вообще, «Ночь» – одна из самых сильных картин Антониони. Мастрояни бесподобен! Нуар под вуалью скрытых чувств, и при этом такая экспрессия! Как вы считаете, Ростислав Янович, – Мария Егоровна посмотрела на Дворецкого.
– Мастрояни – это уже давно классика, – улыбнулся он, – каждая его картина – это знакомство со зрителем заново…
– Да-да-да, – обрадовалась Вовина мама, – он словно каждый раз создает новый мир, это река… Ты плывешь и не знаешь, что тебя ждет за очередным поворотом.
– Скорее всего, судьба, – Дворецкий вытащил из фарфоровой чашки серебряную ложечку и положил на блюдечко, после чего взял чашечку и сделал глоток ароматного кофе, – а игра актеров действительно бесподобна. Совсем юная Жанна Моро… Как она сыграла супруга Понтано! А это великий Мастрояни!
– Я не стал бы делать таких поспешных выводов, – на кухне появился Могила со стопкой тарелок, – «Ночь» Антониони – это незаконченное произведение, не имеющее ни начала, ни финала. Ее можно рассматривать только в контексте «трилогии отчуждения» – «Приключение», «Ночь», «Затмение». Фактически это просто серия драматического сериала. Но, безусловно, Антониони удалось отыскать совершенное в своей абстрактности воплощение безымянной и бессюжетной тревоги… Не очень точно передал.
– А что с Антониони не так? – посмотрел на Могилу Дворецкий.
Могила аккуратно выставил тарелки в посудомоечную машину, насыпал моющее средство, выставил программу, закрыл ее и продолжил:
– Вообще-то, как по мне, Луис Бунюэль более емко отобразил падение эпохи нравственности в «Скромном обаянии буржуазии», а учитывая, что это сюрреализм… Пир во время чумы получился очень даже не плохо. Но, безусловно, «Ночь» – это шедевр. Вернее, часть шедевра.
Могила улыбнулся и посмотрел на довольную Марию Егоровну и озадаченного Дворецкого.
– Я просто кино люблю, – улыбнулся Могила, – я выйду на улицу, покурю?
– Ну вот… А говорят молодежь… – женщина посмотрела на Дворецкого, – хорошие все-таки у Вовы друзья, интеллигентные и начитанные. Он с детства к таким тянется. Может еще кофе, Ростислав… Янович?
– Можно… – улыбнулся Дворецкий, – можно просто Ростислав.
3 глава. Нескользкое скольжение - 1
Москва, проспект Мира, возле Вовиного дома, осень 2019 года.
– Эй, дядя, закурить будет?
Могила крутил в руках пачку сигарет и аккуратно стряхивал пепел на лежащий под ногами кленовый лист в каплях дождя.
– Дядя, ты что, тугой? Сигареткой угости!
Он поднял глаза…
* * *
Москва, Каширское шоссе, 1994 год
Могила неспеша вылез из черного «Вольво» и огляделся по сторонам. Тот же ржавый турник, на котором он болтался сосиской, пока не научился делать выход силой и «солнышко», покосившиеся скрипучие качели и грязные мусорные баки, за которыми он еще пацаном учился курить. Казалось, время здесь остановилось и о настоящем напоминал только ларек, у которого под светом единственного горящего в районе фонаря толкались местные «алконавты», отиравшиеся раньше у местного овощного.
Он нагнулся и достал с заднего сиденья «Вольво» пакет.