Москва. Пельменная Арбате, зима 1978 года.
– Сдачи не надо, – Василич положил на железную тарелку смятый рубль и, взяв поднос с пельменями, стаканом со сметаной и двумя кусками «Бородинского» хлеба оглядел зал в поисках свободного места. Столики были забиты, но вдруг откуда-то из-за угла поднялась рука и жестом позвала его к себе, – свободно? – Василич поставил поднос на столик.
– Свободно, – мужчина поднял подбородок из-под воротника кожного пальто и сверкнул холодным взглядом глаз, – ну здорово, Злой.
– Граф? – Василич оглядел зал и присел за столик, – ты ж как вроде это… в бега ушел. Чего ж ты здесь-то забыл?
– Зато ты, я смотрю, до конца отзвонил, – Граф подтянул к себе стакан компота из сухофруктов, – ну как твоя жизня? Удалась?
– Да так… Ни шатко, ни валко, – Василич вздохнул и сдернул с головы пыжиковую шапку, – с работой вариантов нет. Сам знаешь. Еще и с «хулиганкой» моей. Так, грузчиком… посторожу где. Вот потаксовать вздумал устроиться, если возьмут, конечно. Ты как? Хотя, что я спрашиваю? – он посмотрел на массивный золотой перстень на мизинце Графа и золотые часы, – шалишь, смотрю, как раньше?
– Всяко бывает, – Граф отхлебнул компот, – сам-то хоть устроился?
– Прописку пока не вернули. Со справкой об освобождении гуляю, но вроде менты не лютуют. С женой развелся. Ну слава Богу хоть не выписала. Сошелся с одной, в общаге у нее живу, а там как получится. Гадать наперед уже не хочу, – Василич пожал плечами, – живу, как все условно-досрочно освобожденные живут. От отметки до отметки у участкового.
– Могу, конечно, работу тебе предложить, но наверное не согласишься, – Граф посмотрел на Василича через стакан с компотом.
– Не, Граф, – собеседник покачал головой, – я на зону больше не хочу. Вроде и сидел неплохо, но не мое это. Кореша старые уже подкатывали, они раньше освободились, типа «Давай, Злой, пристроим тебя». А я неее, – Василич покачал головой, – не по пути мне с ними по дорожке блатной, кривая она. Сегодня к большим бабкам приведет, а завтра на нож поставит.
– А с боксом чего? Тоже завязал? – Граф поставил стакан на столик и согнал с него непонятно откуда взявшуюся зимой муху.
– Да нет, – Василич улыбнулся и высыпал густую сметану на начавшие остывать пельмени, – в зал при заводе еще хожу. По старой памяти пускают. Ну, естественно, никаких тебе соревнований, ни тренерства. Так, чисто для себя, чтобы руки помнили.
– Ну да, не свезло тебе, Злой, – Граф покачал головой, – а может и свезти, если повезешь верно.
– Не, Граф. Я же тебе сказал, что я завязал, – Василич поднял пельмень на вилке и засунул его в рот, – я себе один раз жизнь уже надломал, дальше ломать не хочу.
– Ломать – не строить. Я же тебе ничего ломать не предлагаю. Жизнь – она не нос. Не захочешь – не сломают, – Граф белозубо улыбнулся, – я тебе вот что предлагаю. Назад хочешь в бокс вернуться? Может не в сборную, но в тренера запросто податься сможешь. Есть у меня люди знакомые в Федерации в вашей. С ними только поговорить правильно надо.
– Не, Граф, я не буду морду бить никому больше, – Василич положил вилку в тарелку, – я уже один раз набил на пятерик.
– Так оно и не надо, – улыбнулся Граф, – есть у вас там один такой… – Граф назвал фамилию, а Василич кивнул, – он чеки Внешпосылторговские у спортсменов загранцов отбирает, а потом менялам у «Метрополя» продает. Приди к нему и скажи, что знаешь о нем. А если не поверит, – Граф залез во внутренний карман пальто и вытащил пополам сложенную фотографию, – вот это покажешь, и он все, как надо сделает. Как ты хочешь.
Василич на секунду замялся, а потом взял фотографию и развернул. На ней бывший чемпион с крепким мощным затылком передавал хлипкому мужичку чеки для «Березки».
– Откуда это у тебя? – Василич посмотрел на Графа.
– Верблюд натоптал, – усмехнулся тот, – бери. Обязан мне не будешь. Ты как никак со мной на зоне мазу держал. Не испугался, что я мент.
– Да ладно, – Василич вздохнул, – мент, ни мент… Человечье никто не отменял. Только извини, – он придвинул фотографию обратно Графу, – я так не привык. Не чистая это будет победа.
– Эх, Василич… Лет через пятнадцать все. Что чистым было. Грязным станет и наоборот, – Граф допил компот, – и поверь мне, на жизнь ты по-другому посмотришь. Ты же боксер. Сам знаешь – пропустишь раз, пропустишь два, а дальше на маты ляжешь. Успей за свое зацепиться.