Глава 1
Сигнал тревоги настиг меня за поеданием консервированных ананасов. Прямо из банки лопал. Не вставая с койки, удобно подбив под спину подушку, открыл — и лопал. Полной ложкой, с удовольствием, жмурясь от приятной сытости. Представлял себя офицером-отпускником из богатой семьи на курорте. Или сыном мэра. Сам толком не решил, кем быть интереснее, однако оба варианта определённо не уступали друг другу.
Мимо вразвалочку, словно направлялся в душевую, а не на построение, прошёл Гаст Цапкис. Такой же, как и я, солдат первого года службы. Неплохой парень. Худой, жилистый, с покрытыми мелкими шрамами кистями рук — приветом из слесарного прошлого. По биографии — почти брат. Родом, как и все мы, из отсталой жопы галактики, заточенной под узкую специализацию. Всей разницы — мой мир был аграрным, засушливым, сплошь покрытым полями генномодифицированной пшеницы, а его — один большой завод с редкими вкраплениями сельского хозяйства.
В армию он тоже попал, как и я, только с поправкой на заводское происхождение — я не желал корячиться на полях, а он не хотел всю жизнь простоять у станка, следуя семейной традиции. О новом мечтал, вырваться из циклического однообразия жизни. Помог семье закрыть кредиты на всякую мелочь, выпил с друзьями в баре напоследок — и к вербовщику. Под мамкин плач.
Казённая жизнь, форма и дурацкие приказы ни меня, ни Гаста не пугали. Всё лучше, чем за нищенскую зарплату горбатиться без перспектив.
И ещё имелось общее: ни на моей родине, ни на его фрукты особо не росли. Повывели их за ненадобностью, или не прижились — кто знает? Потому любили мы их очень. Наесться не могли.
В некоторых садах, с искусственно изменённым климатом, я слышал, имелись всякие там вишни с виноградом, известные мне исключительно по учебникам образовательного курса. Целых три года учили читать, писать и всякому иному. По ускоренной программе, с применением гипнотехник. По старым понятиям — почти школу с училищем закончил.
А ведь… тут я душой кривлю. Росли у нас абрикосы со сливами. Плохонько, но росли. Вот только за лакомство мы их не считали — с детства оскомину набили. Ананасы же — другое дело! Сладкие, много, с кислиночкой.
Икнулось… Долька встала в горле комом. Не люблю школу. Как вспомню — так вздрогну. Еле высидел тогда обязаловку. На полях, под палящими лучами и то лучше было.
Покосившись на банку в моих руках, Гаст ничего не сказал. Каждый компенсировал скупое в продуктовом разнообразии детство и ещё более прижимистую учебку, как умел. На маяке кормили классно, продукты толком никто не экономил. Хочешь есть — ешь. К сержанту Бо подойди и возьми, чего душе угодно. Он дядька с пониманием, выдаст. Хоть тушёнку, хоть сока упаковку. Главное, не мусорить и жрать исключительно в свободное от службы время. Один чёрт потом калории с потом выйдут, на занятиях по физподготовке. Толстеть нам никто не давал.
Рассказать кому из оставшихся в дальних далях сослуживцев-рекрутов — рёбра пересчитают. Враньём сочтут. Ну или от зависти. Это же немыслимо — в нарушение всех распорядков можем жрать днём и ночью! Да ещё и эксклюзивы всякие!
Пусть завидуют… Мы по первой категории продовольственного обеспечения проходим. Которая для пилотов, разведчиков и прочих засекреченных товарищей. Положено мне ананасы, и во все ведомости вписано — положено. А мелкие послабления — сержант сознательно их допускает. Чтобы нажрались мы вкусностей вволю и успокоились. Перебесились после однообразной каши с мясной размазнёй, по внешнему виду более всего сходной с санитарной пастой для мытья рук.
У нас почти весь взвод в первые дни пугался разнообразия пищевого довольствия. По карманам еду прятали, чтобы потом, втайне, слопать. Под одеялами чавкали.
С обеспечением у нас сложностей нет: харчей полные подвалы, на две жизни хватит, питьевая станция автономная, и только фрукты-овощи поступают через специальную шлюзовую камеру. Тестируются там на яды, на аллергены. Местные поставляют по договору с Галактической Федерацией.
Мы поначалу всё подсмотреть пытались — люди они или нет? Или мутанты? Сгорали от любопытства, спорили, воображали всякое. Не смогли. Защитный периметр с четырёхметровым забором бдит в обе стороны. Мы не видим их, они — нас.
Узнали только, что ездят здешние на примитивных машинах. Один из наших рискнул, залез повыше, поглядел на отъезжающий рыдван с колёсами.
Позже выяснили — ничем не отличающиеся от нас люди. Увидели их по визору в фильме о первых колонистах, на который случайно набрели в архиве. Сам фильм оказался дрянным — пафосным и бестолковым, с постоянно мельтешащими героями, и, не досмотрев, решили переключиться на что-нибудь другое, позабавнее.
… Ананасы, кстати, здешние. Хорошо аборигены тут живут…
Не служба — рай. Но тоскливо. Увольнений нет, выход за периметр маяка по любому поводу — под запретом. Никого не выпускают. Вообще. Даже инженера-технолога, который вроде как главный здесь. Все сидим взаперти.
Почему так? Почему не выпускают? Ответ простой — маяк является стратегическим объектом. Метод несения службы — вахтовый. Мы на год, гражданский, он у нас всего один, на полгода. Вот только ему за подобную самоизоляцию заплатят хорошо, а нам — шиш. Всем, включая сержанта. Приказ, чтоб его…
С другой стороны, наговариваю я на своё счастье. Уютная казарма, адекватный командир, полный склад харчей, по вечерам — фильмы в общей комнате. Чего ещё надо? Баб?
В теории, конечно, да. А на практике — точно знаю, вся питьевая вода у нас непростая. С химией особенной. Все спокойные, у всех половые желания редкие, не чаще снега на экваторе. Румяные, здоровые, пульс без крайней необходимости не прыгает. Если кто и свалится в недуге страшном — сержант подлатает. Имеются у него и навыки специальные, и армейские аптечки. Последние и убитого плясать заставят.
Бухло тут тоже без надобности. Не лезет оно солдатикам всё из-за той же водички. Проверено на каждом. По прибытии Бо поставил целую бочку браги. Дал ей перебродить, перегнал в медблоке. На запах вполне приличное пойло получилось. Налил каждому попробовать, предварительно выгнав на улицу. Продуманный…. Блевали все употребившие дальше, чем видели, а слепотой или близорукостью никто во взводе не страдает.
На том и успокоились.
Женщин с прочими удовольствиями нам с успехом заменяло обучение военному делу. Полоса препятствий, ночные стрельбы из допотопного, пулевого оружия, строевая подготовка, караульная служба, и наряды, наряды, наряды… — этого вполне хватает для вечного желания поспать в укромном уголке и привыкания к укладу армейской жизни.
Но против не гавкнешь. У всех общий контракт на пять лет, у всех стимул в башке. Маленький магнитный кругляш за правым ухом — боевой чип-синхронизатор, обязательный для каждого военнослужащего. Кому-то, по роду войск, он нужнее воздуха — всяким там техникам и прочим пользователям сложных устройств; а таким как мы, сторожам в погонах — одна морока от этой приблуды. Пользы никакой, зато сержант всегда в курсе: где ты, что ты и насколько бодр для выполнения очередной задачи.
Затупишь невзначай, замечтаешься — нажмёт Бо кнопочку в своём виртуальном интерфейсе — и в мозгах звон. Да такой, что не знаешь, куда бежать. Поговаривают, старинная запись используется. С самой Земли! И название ему — набат. Думаю, врут. Откуда таким же трёхгодичникам по образованию, как и я, знать подобные слова? Половина из них говорить толком, без мата не умеет, а тут — «набат». Но слово подходящее.
Снять же эту магнитную таблетку никак нельзя. Повредишь спинной мозг. Об этом сразу же до всех служивых доводят, после выхода из наркоза — сама операция проводится при полной отключке пациента. Почему именно спинной, если чип на бестолковке расположен — не знаю, но верю. Довелось подслушать разговор двух офицеров, один из которых на пенсию собирался. Обсуждали они как раз тему по извлечению устройства из командирского вместилища разума.
Оказывается, подобные манипуляции проводили не абы где, а в центральном госпитале сектора, до которого ещё добраться нужно. Ближе никто из докторов не брался, риски большие.
Потому и расстраивался готовящийся к пенсии, кляня судьбу. Гражданским иметь специмплант воспрещается, да и без удаления боевого чипа выходного пособия не получить, хоть ты тресни.