Взяв гитару, она грустно перебирала струны, жалея, что однорука и не может себе подыграть. Но мотив звучал в голове, и она тихонько запела без аккомпанемента:
Как горько мне осознавать,
Что он ещё мешает жить,
Обманывать себя и ждать,
Что вдруг он все же позвонит.
Недаром люди говорят
Легко обманом окружить
Того, кто жизни не щадя,
Обманутым лишь хочет быть.
Насмешки новых дней и лет
Вновь закрывают солнца свет.
На чувства не найдя ответ,
Теряем мы сей жизни цвет9.
Эти стихи Алла написала шестнадцать лет назад, вскоре после разрыва с Сергеем. Тогда она ещё на что-то надеялась...
Если бы Алла знала, что её опрометчивая фраза приведет к такому финалу, придержала бы язычок? Как знать?.. Сейчас, оценивая прошлое через призму своего жизненного опыта, кажется, что воздержалась бы. А тогда ей ещё не стукнуло двадцати, и легко было рубить с плеча, а потом вставать в позу: "Ах, он так! Но и я не помойке себя нашла!"
Сколько ж глупостей мы совершаем... Бездумно, из-за уязвленного самолюбия, ради бравады... Ломаем себе жизнь, страдаем и жалеем о своих поступках...
Но нет пути назад. Как говорили мудрые, в одну и ту же воду дважды не ступишь.
Алла вздохнула и снова запела:
Если только ты меня ждешь,
Я поверю, что прошлое - ложь,
И в капкан прыгну, сил не щадя,
Остановит ли разум меня?
Как найти сумасшедших таких,
Как сама, чтобы жить без обид?
Чтобы чувствовать рядом плечо,
Чтоб в один нас поймали сачок...
Упорхнем мы из жизни земной,
И тогда мне не страшно, ведь ты же со мной?
Все мечты...
А твой голос умолк.
Я одна.
И на взводе курок10.
Алла вытерла мокрые глаза, подумав: "Зачем я растравляю себе душу? Зачем мучаю себя воспоминаниями? Нужно забыть все, выкинуть из головы. Отречься от прошлого. Эта любовь принесла мне одни страдания".
- Ты чё, Алка? - перепугался верный оруженосец, увидев её припухшие веки. - Чё ревешь-то?
- Сама не знаю, Толян, - призналась она. - Зачем-то стала петь себе грустные песни, и так стало себя жалко...
- Дак это... - Он растерялся, не зная, как её утешить. - Может, обидел тя кто?
- Никто тебя, как сам - себя, - невесело отшутилась она.
- А чё такое-то? Сказала б, а? - Его голос был почти умоляющим, а выражение лица такое несчастное...
Алла посмотрела на себя как бы со стороны, отстраненно, и поняла, что выглядит нелепо, - тридцатишестилетняя баба, у которой есть все, что нужно для счастья, по крайней мере, в понимании многих людей: любимый мужчина, куча верных друзей и подруг, достаток, интересное дело, - вдруг ударилась в надрыв и рыдает.
"Не буду я ничего загадывать, - решила она. - Зачем мне сейчас терзаться бесплодными размышлениями? Чего я себе напридумывала?! Непохоже, что Серж всего лишь использовал меня ради отмазки от обвинения в убийстве. Обвинение уже снято, ему ничто не грозит, но он не ушел из моей жизни и вряд ли уйдет. Серега никогда мне не лгал. Я чувствовала, что он искренен, когда говорил, что любит меня. Серж просто ждет, когда я поостыну. Сейчас мне не стоит с ним встречаться, иначе я что-то опять ляпну. Успокоюсь, постараюсь вычеркнуть из памяти весь негатив, а там будет видно, как фишка ляжет".
- Все, Толян, больше не буду киснуть! - почти бодрым тоном оповестила верная боевая подруга. - Мечтатели слишком часто падают с неба на землю и, набив шишек, разочаровываются в своих идеалах и становятся циниками. Самое время послушать мою программную песню, она всегда вселяет в меня оптимистичный цинизм.
Верный оруженосец просиял, прытко помчался в гостиную, быстренько разыскал нужный компактдиск и вскоре Алла, улыбаясь, стала подпевать:
Я помню давно учили меня
Отец мой и мать:
Любить - так любить!
Гулять - так гулять!
Стрелять - так стрелять!
- Во, теперь все путем, - порадовался Санча Панса, увидев, что обожаемая начальница опять в привычном тонусе.
Прошло несколько дней. В пятницу Алла вспомнила о своем хобби.
- Давай-ка, мой верный оруженосец, найдем укромное место и немножко поупражняемся в стрельбе. Хоть я под влиянием любимого психиатра поумнела, но сердцу не прикажешь - люблю пострелять. Искоренить симпатию к оружию мне пока не удалось, а для целкости нужна постоянная практика.
Санчо Панса отвел взгляд, шмыгнул носом и с преувеличенно серьезным видом уставился в окно, хотя там ничего особенно интересного не было.
- Что это с тобой, Толян? - удивилась Алла. - Ты чего ведешь себя как сэр Персиваль, который надул в неположенном месте?
Видно было, что он усиленно соображает, что ей ответить, но пока плоды его натужных размышлений не обрели словесного выражения.
- А ну-ка быстро колись, в чем дело? - не терпящим возражений тоном потребовала верная боевая подруга.
- Нету у меня ствола, - наконец выдавил Толик.
Это нечто новенькое. Ее верный оруженосец без оружия - как птица без полета. За четыре с лишним года их знакомства такого ни разу не было.
- А где твой "кедр"? - поинтересовалась удивленная Алла.
Тот опять принял непривычно задумчивый вид, и верная боевая подруга, умевшая читать по его лицу как по писаному, видела, что в нем происходит мучительная борьба: правды сказать не может, но сочинять он не горазд, а ей и подавно никогда не врет, правда, частенько скрывает то, что на его взгляд, ей знать не надо, дабы не испытывать излишних волнений.
- Быстро говори, куда зарыл собаку!
- Какую собаку? - опешил верный оруженосец, ныне безоружный.
- Ну, перифразировала я поговорку. Имелось в виду - где собака зарыта, то бишь, что такого экстраординарного стряслось, что ты остался без ствола?
Наконец Санчо Панса решился, испытывая при этом психологический дискомфорт:
- Сереге дал...
- Кирееву? - уточнила Алла.
Сергей Киреев был другом детства Толика Гусева. Именно он протеживал вернувшемуся из колонии Толику, и его взяли в команду Славы Миронова, больше известного под прозвищем Мирон. Друзья ударно трудились в качестве сборщиков дани с коммерсантов вверенного их заботам района, а потом Толик занял место при Алле.
- Не, - мотнул головой верный оруженосец и, терзаясь душевными муками, признался: - Твоему.
- Моему? - переспросила она, не сразу поняв, кого он имеет в виду.
- Ну...
Тут до неё дошло, что Толик говорит о Сергее Мартове.
- А ему-то зачем ствол?
- Он сказал - надо.
- Убедительный аргумент, - хмыкнула верная боевая подруга. - По-моему, Серега не из тех, кто способен на мочилово, к тому же, сроду пушки в руках не держал.
- Я его учил...
- Стрелять?
- Ну...
- Толян, я была о тебе лучшего мнения. - Алла уже догадалась, для чего Сергею понадобилось оружие, и рассердилась на верного оруженосца. - Неужели ты не понял, что Серега решил застрелить Ладо?
- Дак гад он, Ладо этот...
- Он-то гад, это ты верно отметил. Но Сереге-то зачем брать на себя мокряк? Он же, простота академическая, сварганит все так, что непременно вляпается. В этом деле навыки нужны.
- Говорил я ему: "Давай я сам"...
- Однако и тебе ни к чему пачкаться об этого мерзавца. Но ради того, чтобы отвратить Серегу от смертоубийства, лучше бы ты настоял, что сам проучишь Ладо, но без помощи огнестрельного оружия.
- Дак Серега грит: "Это дело мужской чести"...
- Ну, рыцарь хренов! - не на шутку обозлилась верная боевая подруга. Немного успокоившись, она произнесла уже тоном ниже: - Серж был и остается неисправимым романтиком.
- Дак это... - мялся Толик. - Пушка-то моя.
- И что? - не поняла глубины его мысли Алла.