Антон — «второй пилот», как его называли, — одобрительно хмыкнул: они болтались над этими подводными горами уже пятый час, пора бы и честь знать.
Работа по съёмке рельефа морского дна была монотонной. Особого внимания она не требовала, но выматывала сильно, и потому окончание очередного «дайвинга» экипажи всех батискафов считали радостным событием, наполненным предвкушением заслуженного отдыха до следующего погружения.
Четыре «мира» работали в приполюсной зоне третий месяц. Принадлежность хребта Ломоносова к материковому щиту Сибири была уже доказана предыдущими экспедициями, однако существовала ещё одна принципиальная закавыка, не позволявшая ни одной стране в полной мере претендовать на арктические шельфы. Комиссия при ООН потребовала, чтобы с помощью эхолотов был составлен полный рельеф дна в тех зонах, которые рассчитывают получить кандидаты на сырьевое богатство Северного Ледовитого океана, поскольку иначе не ясно, от каких отметок отсчитывать площади, на которые распространяется юрисдикция приарктических государств. Вердикт комиссии был безапелляционным: пока это требование не будет выполнено, любые аргументы, что шельф, согласно геологическим исследованиям, принадлежит той или иной стране, не будут являться окончательным доказательством.
Как известно, что написано пером, то не вырубишь топором. России недостаточно было доказать, что хребет Ломоносова является продолжением Сибирской платформы, то есть континентальной части России, — это доказательство должно быть признано комиссией ООН, и только тогда в распоряжении Российской Федерации окажется около двух третей всех углеводородных запасов Арктики. Овчинка стоила выделки: речь шла о самом большом — или, по крайней мере, о втором по величине — природном нефтехранилище планеты, о сотнях триллионов долларов. И Россия приняла резолюцию комиссии ООН к исполнению.
«Мир-3» шёл вдоль подводной горной цепи на глубине тысячи метров, а под ногами двух молодых парней было ещё два километра холодной чёрной воды — хребет Ломоносова возвышался над океанским дном на три с лишним тысячи метров.
— Прям «Золото Маккены», — Геннадий кивнул в сторону иллюминатора, за толстым стеклом которого в ярком луче прожектора видны были величественные и мрачные утёсы. Безжизненные — это вам не тёплые южные моря с коралловыми рифами, кишащими жизнью, да и глубина немаленькая.
— Золота здесь хватает, — отозвался Антон, — холодного «чёрного золота». Штатники не зря засуетились — нефти тут немеряно. Вопрос только в том, как её взять, да чья она будет, эта нефть.
— Наша, — уверенно произнёс командир батискафа, — чья же ещё? А как её взять — головой да руками, как всё делается. Достичь дна океана современная техника позволяет, так что будут здесь и подводные скважины, и буровые вышки усиленного ледового класса, и флот подводных танкеров с атомными реакторами.
— Любишь ты фантастику, командир, — усмехнулся «второй пилот».
— Люблю. Полезная она штука, фантастика — не будь её, люди до сих пор так и сидели бы в пещерах каменных да гонялись с дубинами за шерстистыми носорогами. Только добыча подводных полезных ископаемых — это уже не фантастика, а самый что ни на есть реал. Да, здесь будет потруднее, чем, скажем, в Северном море, но все проблемы решаемые — было бы желание.
— И деньги.
— Деньги будут — это ведь нефть, Антоша. Сейчас деньги тратят на всякую хренотень — на производство грелок для пупка с дистанционным управлением или сотовых телефонов с встроенными депиляторами, — а как припрёт… На нефти держится всё — не будет её, не будет и денег.
— Интересно, — задумчиво сказал Антон, глядя в иллюминатор на проплывающие мимо подводные скалы, — а почему не внедряются альтернативные источники энергии? Проектов и разработок множество, а дальше лабораторных экспериментов дело так и не пошло. Даже промышленный термоядерный реактор, и тот по сей день не сделали.
— А потому что это не нужно — тем, кто сидит на нефти и на деньгах от этой нефти. Нефть, брат, — это ведь не только топливо и сырьё для химической промышленности, она ещё и основа благосостояния сильных мира сего. А вот когда она возьмёт да и кончится в одночасье — есть такие прогнозы, — тут-то все прожекты из-под сукна извлекут, пыль с них сдуют и мигом внедрят: жить-то хочется! Но вот до наступления этого рокового часа «Х» — ни-ни, ни боже мой, потому как за передел власти такие разборки начнутся с ядерными боеголовками вместо пистолетов-автоматов — никому мало не покажется. Не буди лихо, пока оно тихо — человечество будет сидеть на нефти до упора, и вокруг этого нашего холодного чёрного золота Маккены, — он покосился на тёмные контуры скал за иллюминатором, — каша заварится ещё та.