– И никто не осмелится кинуть мне сотню долларов! – неожиданно для себя Доминика хлопнула ладонью по поверхности воды, так что брызги разлетелись во все стороны. – Никто!
Нет, решительно нет, человеку, который плещется в такой роскошной ванне, нельзя бросить скомканную банкноту. Теперь если ей снова встретится Арс, она сможет дать ему сотню, а может даже и две, пусть он страдает от своей никчемности. Какой-то жалкий грабитель больше не посмеет потревожить ее.
Теперь все будет иначе!
Абсолютно все!
Почувствовав себя невероятно обновленной и ароматизированной, Доминика вылезла из ванной и почти без трепета заглянула в гардеробную, в ту самую гардеробную, которая невероятно перепугала ее изобилием одежды. Сейчас она уже достаточно спокойно вытащила халат. Чудесный махровый халат, от которого шел тонкий аромат корицы. Далее предстояло решить еще одно важное дело, и больше не следовало его откладывать.
Доминика подошла к телефону, набрала код родного Зеленозеленска, домашний номер и с легким трепетом слушала гудки. Она и не думала, что для этого звонка потребуется столько мужества.
– Ну! – послышался вечно усталый материнский голос.
– Алло, ма! Это я! – нарочито бодро выкрикнула она и зачем-то добавила. – Твоя дочь, Доминика.
– Понятно, что ты! – раздалось с того конца провода, голос матери ничуть не потеплел.
– В общем, тут все так круто! – продолжила Доминика, стараясь, чтобы ее слова продолжали звучать восторженно. – Тут, ты представляешь…
– Я все знаю, – послышался спокойный ответ. – Мне звонил твой адвокат.
Какое-то время у Доминики ушло на осознание этих слов. Ах, ну да, Афанасий Афанасьевич. Надо же, он представился ее адвокатом. Он и был теперь ее адвокатом. Ну, вообще, – своя компания, свой адвокат, своя ванна. Теперь она и вправду ощутила самый настоящий восторг.
Может, разодранные кроссовки уже стоит выкинуть?!
– Прикинь, мне сразу дали комнату с горячей водой. Я не шучу, она по-настоящему горячая. Кран поворачиваешь, и она льется…
– Я плохая мать, я плохо тебя воспитывала. Ты что не понимаешь, что тебе там не место, – послышался жесткий, чужой голос матери. – Это все не твое.
– Но я… – Доминика запнулась и ссутулилась, появившаяся было восторженность, вновь исчезла. – Выбрали меня… Мое имя указано в дарственной. Да, да, все верно. Это я, в том смысле, что это оставили мне. Я уже даже подписалась…
– Дарственная! Неужто! Нашелся добрый дядя, который вот так за здорово живешь, решил подарить тебе состояние!
Доминика нерешительно кивнула, не осознавая, что мать ее все равно не видит.
– И в кого ты такая дуреха уродилась?!
– Но дарственная, вроде, настоящая, – у Доминики опустились плечи. Вообще-то саму эту бумажку она даже в руках не держала, а даже если бы и подержала, лизнула и надкусила ее, то все равно не смогла бы понять настоящая она или нет.
– А подписалась-то ты где? Небось, и не прочла!
– Что я принимаю дар… фирму… компанию… – Доминика растерянно умолкла, она и в самом деле не прочитала ту бумагу, которую подписала. Афанасий Афанасьевич сказал, где следует поставить подпись, и она поставила.
– Делай, чего хочешь. Мне спать пора, завтра с утра на работу тащиться, опять много гнилья завезли. – Раздались короткие гудки.
Доминика положила трубку. А ведь мать права, Афанасий Афанасьевич наговорил много увесистых слов, но все же ничего не объяснил. Мителкин, простой уборщик, которого почему-то позвали в зал, делал малопонятные намеки, но тоже ничего конкретного. Ослепленная новой жизнью и перспективами, она позволила поверить в то, что это все нормально.
Свет в комнате померк.
От окна послышался тихий скрежет.
Доминика обернулась. Виднелось звездное небо. Надо же, прошло уже столько времени, а она и не заметила, все пребывание в резиденции казалось и единым мигом, и целой вечностью – беседа с адвокатом, обед, исследование комнат. С временем сегодня явно творилось что-то необычное, даже если не брать во внимание слова Анжелы с Савелием, уверявших, что их Афанасий Афанасьевич забрал из разных точек одновременно, то все равно было несколько нестыковок. Например, тот факт, что она проделала весь путь, начиная с выхода из дома, и заканчивая прибытием в резиденцию всего за час с небольшим. Тогда как даже по самым скромным подсчетам, эта дорога должна была составлять не менее четырех часов.