Кай слушал вполуха. Несъедобная зелень его мало интересовала. Зато манило другое. Городской шум за стеной. Летательные аппараты в небе. Далекие звезды. Он чувствовал себя чужим здесь, несмотря на все блага цивилизации, доступные теперь. Протурбийцы, приходившие в дом лекаря, поглядывали на мальчика, как на диковинную зверушку, а ему хотелось оказаться среди своих, таких же, как он, людей. Почему-то казалось, что с ними жить было бы проще…
Как-то раз Кай вышел погулять и застал в саду Цхалу. Она тоже копалась в грядке, совсем как отец, и заулыбалась при виде мальчика. Он же испытывал к ней затаенную неприязнь. Каю не нравилось ее любопытство. Не нравилось, что она совала нос в его комнату и нашла самое дорогое — его припасы. Что не ушла, когда Айшас заставил его плакать на массажном столе, и видела слабым. Постоянно следила за ним, как надзиратель из каменоломен, а уж противнее их никого не было!
На шее у девчонки висел зеленый камень на цепочке. У Кая загорелись глаза: настоящее сокровище! Он подскочил, рывком сорвал с протурбийки украшение. Она охнула, болотного цвета глаза наполнились слезами. Кай еще крепче стиснул в кулаке добычу и погрозил ей, мол, полезешь — не отдам. Цхала заплакала, тогда он убежал обратно в дом и спрятал находку подальше.
Вечером он ожидал, что гневный отец придет заступаться за обиженную дочь. Но ужин, на котором Кай уже сидел за столом наравне с остальными домочадцами, прошел как обычно. Тогда мальчик догадался, что протурбийка никому не наябедничала о его поступке. В каменоломне бы ее засмеяли, а то и вообще заклевали бы за то, что не может постоять за себя. Кай был уверен, что поступил правильно, воспользовался правом сильного и завоевал добычу.
Но ночью ему не спалось. Даже поход за едой не утешил. Что-то настойчиво зудело внутри, не давало покоя, мешало закрыть глаза и отдыхать. С каждым часом становилось все хуже. Утром Кай окончательно извелся. Он едва дождался момента, когда протурбийка выйдет из комнаты, вихрем налетел на нее, сунул обратно в руку камень с цепочкой и опять скрылся.
На обеде они оба старательно прятали друг от друга глаза.
Вечером, когда Кай по обыкновению шел перекусить на сон грядущий, оказалось, что Цхала подкараулила его. Она напала на него сзади, обхватила его только-только обрастающие легким мясцом бока и стиснула что есть сил, уперевшись острым подбородком между лопаток.
— Отстань! Отпусти! — Кай завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя девчонку, но она прилипла намертво, как пиявка. — Что ты делаешь?
— Я наполняю тебя любовью, — выдавила Цхала, не разжимая рук, — папа сказал, что я должна заметить момент, когда пора это делать. Я заметила, что пора.
— Да какой любовью?! — завопил Кай. — Пусти, дура!
— Не пущу! — закричала она в ответ. — Не пущу! Я тебя лечу! Терпи!
— Что здесь происходит, дети?! — прогремел голос Айшаса.
Цхала, наконец, отлипла от Кая и отошла в сторонку, виновато потупившись.
— Я спросил, что здесь происходит? — протурбиец перевел взгляд с дочери на мальчика. — Цхала! Я же говорил не трогать его и не подходить!
— Я его лечила, папа!
— Лечить нельзя силой, ты все испортишь!
— Но ты лечил силой его спину!
— То была телесная болезнь. Я говорю о другом! Разве я такому тебя учил?!
Кай покосился на протурбийку, которая опустила голову и шмыгала носом, пока отец ее ругал. У него снова закололо внутри. Так неприятно, что захотелось рукой потереть.
— Мы играли, — с неохотой проворчал он.
— Что?! — протурбиец прислушался, так как произношение у Кая считалось плохим.
— Мы. Играли, — повторил тот, старательно выговаривая слова. — Игра такая.
Цхала в изумлении подняла на него заплаканные глаза.
— Играли, значит, — усмехнулся ее отец. Он ухватил дочь за плечо, подтянул к себе, прижал и потрепал с нежностью. — А ты заметила, да? Глазастая. А я и не заметил…