| "What do they say of him?" | - Что же о нем говорят? |
| "They say he has sold himself to the enemy, but you and I know better--he don't buy. | - Говорят, будто он продал душу дьяволу; но мы-то с вами знаем, что это чушь - ведь тот ничего не покупает. |
| I'll tell you what, though; my lodger is so black-humoured and gloomy that I believe he'd as soon make that bargain as any other. | И все-таки вот что я вам скажу: жилец мой такой мрачный, такой угрюмый человек, что он, чего доброго, мог бы пойти на подобную сделку. |
| Don't put him out, sir. | Не раздражайте его, сэр. |
| That's my advice!" | Вот мой совет! |
| Mr. Tulkinghorn with a nod goes on his way. | Кивнув головой, мистер Талкингхорн продолжает свой путь. |
| He comes to the dark door on the second floor. | Он подходит к темной двери на третьем этаже. |
| He knocks, receives no answer, opens it, and accidentally extinguishes his candle in doing so. | Стучит, не получает ответа, открывает дверь и, открывая ее, нечаянно гасит свечу. |
| The air of the room is almost bad enough to have extinguished it if he had not. | Впрочем, воздух в каморке такой спертый, что свеча могла бы и сама здесь погаснуть. |
| It is a small room, nearly black with soot, and grease, and dirt. | Каморка тесная, почти черная от копоти, сажи и грязи. |
| In the rusty skeleton of a grate, pinched at the middle as if poverty had gripped it, a red coke fire burns low. | На ржавом остове каминной решетки, помятой в середине, - как будто сама Бедность вцепилась в нее когтями, - тускло рдеет красное пламя догорающего кокса. |
| In the corner by the chimney stand a deal table and a broken desk, a wilderness marked with a rain of ink. In another corner a ragged old portmanteau on one of the two chairs serves for cabinet or wardrobe; no larger one is needed, for it collapses like the cheeks of a starved man. | В углу у камина стоит дощатый сосновый стол со сломанным пюпитром - пустыня, испещренная пятнами от чернильного дождя, В другом углу потертый, старый чемодан лежит на одном из двух стульев, заменяя комод или гардероб; и, как он ни мал, большего, очевидно, не требуется -ведь и у этого стенки ввалились, как щеки голодающего. |
| The floor is bare, except that one old mat, trodden to shreds of rope-yarn, lies perishing upon the hearth. | На полу ничего нет, если не считать старой полусгнившей циновки у камина, до того истоптанной, что веревка, из которой она сплетена, вся разлезлась. |
| No curtain veils the darkness of the night, but the discoloured shutters are drawn together, and through the two gaunt holes pierced in them, famine might be staring in--the banshee of the man upon the bed. | На окне нет занавесок, и ночную тьму прикрывают только облупившиеся ставни; они закрыты, и чудится, будто через две прорезанные в них узкие дыры в комнату заглядывает голод, подобно фее, предвещающей смерть человеку на койке. |
| For, on a low bed opposite the fire, a confusion of dirty patchwork, lean-ribbed ticking, and coarse sacking, the lawyer, hesitating just within the doorway, sees a man. | Да, против камина стоит низкая койка, на которой в беспорядке валяются грязное лоскутное одеяло, тощий тюфяк из полосатого тика и грубая холстинная простыня, и поверенный, нерешительно остановившийся в дверях, видит на этой койке человека. |
| He lies there, dressed in shirt and trousers, with bare feet. | Человек лежит в рубашке и штанах; ноги у него босые. |
| He has a yellow look in the spectral darkness of a candle that has guttered down until the whole length of its wick (still burning) has doubled over and left a tower of winding-sheet above it. | Лицо его кажется желтым при мертвенно-тусклом свете свечи, которая совсем оплыла, так что вокруг загнувшегося (но все еще тлеющего) фитиля выросло что-то вроде белой башенки. |
| His hair is ragged, mingling with his whiskers and his beard--the latter, ragged too, and grown, like the scum and mist around him, in neglect. | Волосы у человека растрепаны и спутались с бакенбардами и бородой, борода тоже растрепанная и такая же запущенная, как и все вокруг. |
| Foul and filthy as the room is, foul and filthy as the air is, it is not easy to perceive what fumes those are which most oppress the senses in it; but through the general sickliness and faintness, and the odour of stale tobacco, there comes into the lawyer's mouth the bitter, vapid taste of opium. |