— Что случилось?
По его поведению Роман сразу понял, что брат патрулирует этот район, и пожелал знать, в чем дело.
Рик пожал плечами:
— В эти выходные в Йоркшир-Фоллз было несколько краж со взломом.
У Романа проснулись репортерские инстинкты.
— Что украли?
Рик вдруг озорно улыбнулся:
— Если бы я сам не был рядом с тобой в то время, когда совершались оба взлома, ты бы стал главным подозреваемым.
— Неужели украли женские трусы?
Роман перевел взгляд с лица Рика на товар, выставленный в витрине, потом снова посмотрел на брата.
— Ты хочешь сказать, что какой-то придурок вломился в дом и украл женское нижнее белье?
Рик кивнул.
— Я бы вам с Чейзом рассказал все еще во время обеда, но у Нормана было слишком много народу, а я хотел поговорить без свидетелей. Похоже, добропорядочные жители Йоркшир-Фоллз столкнулись с настоящим всплеском преступности.
Рик посвятил Романа в подробности краж. Оказалось, что все украденные трусы были куплены в одном и том же магазине — в том самом, перед которым они сейчас стояли.
Роман снова посмотрел на витрину. Трусики, о которых шла речь, были выставлены на всеобщее обозрение. «Кому же принадлежит этот магазин?» Та Шарлотта, которую он когда-то знал, была слишком стыдлива, чтобы открыть такой магазин, но женщина в яркой одежде, которую он видел в ресторане и которая бросила ему вызов, — совсем другой человек.
— Так ты мне скажешь, кому принадлежит этот магазин? — спросил Роман брата.
В глазах Рика заплясали озорные огоньки, и интуиция подсказана Роману, что его подозрения верны. Но Рик молчал с многозначительным видом, и тогда Роман сделал то, что напрашивалось в этой ситуации, — отошел от витрины и посмотрел на тканевый навес. С бордовой ткани с яркой окантовкой на него смотрела каллиграфическая надпись: «Мансарда Шарлотты. Скрытые сокровища для тела, сердца и души».
— Проклятие!
Роман понял, что поторопился с выводами и слишком быстро отбросил вариант, показавшийся ему неправдоподобным: этот чувственный, эротичный магазин принадлежит Шарлотте, его Шарлотте!
Потому что она — чувственная, эротичная женщина, что и доказала в заднем коридоре ресторана Нормана. А Роман доказал кое-что и самому себе: он мужчина со здоровым сексуальным аппетитом, и с тех пор, как он удовлетворял его в прошлый раз, прошло слишком много времени.
— А тебе разве никуда не нужно идти? — спросил Рик. Роман пропустил мимо ушей смешок брата, хлопнул его по спине и направился по направлению к зданию городского совета.
Через двадцать минут он был уже полностью во власти всепоглощающей скуки. Зевая и думая, что терпит это только ради семьи, он ждал, когда закончится та часть заседания, которая касалась обзора на тему архитектуры. Ему было трудно сосредоточиться, однако он все равно делал заметки в блокноте и держал ручку на изготовку.
— Следующий пункт. Прошение об установке собачьей дверцы в парадной двери дома номер 311 по Салливан-стрит, в жилом массиве Салливан. Имеются разногласия. Соседи заявляют, что дверца для собаки нарушит единообразие и красоту жилого массива.
— Мой гончий пес Мик должен иметь свободный доступ в дом. — Джордж Карлтон, податель прошения, поднялся на ноги, но тут же плюхнулся обратно, потому что его жена Роуз дернула его за руку:
— Джордж, замолчи, тебе не давали слова.
— Продолжайте, — распорядился мужчина, сидящий в президиуме.
— Мы стареем, также как и Мик, — продолжила Роуз, — и нам становится трудно спускаться и подниматься всякий раз, когда Мику нужно прогуляться.
Она села на место и сложила руки на коленях.
В Эфиопии люди умирают с голоду, на Ближнем Востоке стреляют и убивают друг друга, а здесь, в Йоркшир-Фоллз, событием дня может стать проблема, касающаяся собачьего удобства.
Роман вспомнил, что непреодолимое желание уехать из города возникло у него еще в те времена, когда он проходил обучение у Чейза. И это желание росло и крепло с каждым собранием, которое он посещал и которое превращалось в мелочные препирательства между соседями, у которых слишком много свободного времени.
В те времена в борьбе со скукой воображение уводило Романа то в дальние края, где жизнь бьет ключом и происходят настоящие события, то к Шарлотте Бронсон, которой он был увлечен. Теперь, когда он повидал большинство мест, о которых мечтал, у его воображения остался только один путь — мысли Романа вернулись к Шарлотте Бронсон и влечению, которое оказалось взаимным.
Он собирался загнать ее в угол, заставить признаться, что сегодня вечером она проигнорировала его нарочно, и выяснить, почему тогда, в школе, она его бросила. У него были свои догадки на этот счет, но он хотел услышать ответ от самой Шарлотты. Он не собирался соблазнять и возбуждать ее и себя. Не собирался, пока не заглянул в ее глаза и не увидел в их глубине такую же эмоциональную связь с ним, какую он чувствовал с ней.
Ничего не изменилось. Шарлотта была рада его видеть, как бы она сама ни пыталась отрицать эту истину. А еще на ее пухлых чувственных губах алел свежий слой коралловой помады — какой мужчина устоит перед такими губами? Он вдохнул ее аромат, прикоснулся к ее нежной коже, приблизился достаточно близко, чтобы раздразнить, но не удовлетворить.
Роман застонал: при том, что ее тело буквально кричало «Возьми меня!» и он сам этого хотел, ее разум протестовал. И теперь он знал почему. Наконец она показала ему такой повод его оттолкнуть, который он мог понять. Повод, который он подозревал с самого начала: «Будет у нас свидание, я согласна… В тот день, когда ты решишь остаться в городе».
Ей нужен дом в Йоркшир-Фоллз. Ей нужна стабильность и уверенность, она хочет жить со своим мужчиной долго и счастливо — так, как никогда не жили ее родители, это всем известно. Раньше Роман был слишком молод и нетерпелив, чтобы это понять, но сейчас понимал. И это означало, что Шарлотта — последняя женщина, которую он может включить в свои планы. Он не хотел причинить ей боль, а это означало, что он должен был усвоить ее урок и держаться от нее подальше.
— Следующий.
Деревянный молоток гулко стукнул о подставку на столе. Роман вздрогнул.
«Проклятие, я прослушал результат!»
Он слишком глубоко погрузился в мысли о Шарлотте. На этот раз он упустил всего лишь исход дебатов об установке дверцы для собаки, но в следующий раз может упустить нечто поважнее. А этого допускать нельзя.
— Чандлер, это ты?
Роман оглянулся. На стул позади него садился мужчина, который показался ему знакомым. Мужчина протянул руку.
— Я — Фред Эймс, помнишь меня?
Чейз и Рик не обманули: Фред уже не походил на толстяка, которого травили в школе. Роман пожал ему руку.
— Привет, Фред, как поживаешь?
— Лучше некуда. А ты? Что ты здесь делаешь?
— Я вернулся в город из-за мамы. А здесь оказался, чтобы написать заметку в «Газетт».
Роман посмотрел на ведущих. Пока никто не объявил новый вопрос для обсуждения.
— Я слышал, что Райну увозили в больницу. — Фред провел рукой по темным волосам. — Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Ты собираешь материал для Тая?
Фред наклонился вперед и положил руку на спинку стула, на котором сидел Роман, при этом чуть не опрокинув стул вместе с Романом. Хотя Фред и похудел, силу он не потерял и по-прежнему оставался очень крупным мужчиной. Роман кашлянул и кивнул:
— Да. Его жена рожает, и он не может быть в двух местах одновременно.
— Очень любезно с твоей стороны. К тому же эти собрания — по сути, хорошее место, где можно узнать, что где происходит.
— Это верно.
«Если только слушать, что говорят», — подумал Роман. Но он понятия не имел, даровали ли псу Мику свободу передвижения или он обречен сидеть взаперти до конца своей собачьей жизни.
Стук деревянного молотка возвестил, что собрание делает перерыв. Роман встал и потянулся, пытаясь проснуться.
Фред тоже встал.
— Послушай, у тебя сейчас кто-нибудь есть?
«Пока нет». Роман замотал головой. Ему не хотелось говорить на эту тему ни с кем, кроме братьев.