Он наблюдал, как с каждым днём в её поведении проступала преданность, которую сложно было объяснить лишь инстинктами. Когда она приносила ему лучшие куски добычи, когда будила его вполсилы, осторожно тыкаясь мокрым носом в щёку, когда загораживала его своим телом при малейшем намёке на опасность… Это уже не было просто симбиозом.
— Ну что, дурында, — пробормотал Крас, почёсывая её за ухом, где, как он выяснил, находилось «медвежье слабое место», — похоже, ты у меня совсем ручная стала. Хотя кто кого приручил — ещё вопрос.
Умка хрюкнула, плюхнулась на бок, задев его плечом и чуть не сбив с ног. В этом жесте было всё: и доверие, и глупая медвежья нежность, и даже что-то похожее на благодарность.
Они оба знали — теперь они не просто выжившие. Они были семьёй, странной, косолапой, но своей. И в этом ледяном аду, где даже воздух казался врагом, такая связь стоила больше, чем все богатства Холпека вместе взятые.
Сергей наконец-то решил устроить себе полноценный выходной — не просто перерыв между добычей и зарядкой кристаллов, а сознательный отдых, который, впрочем, не собирался тратить впустую. Он выбрался на поверхность, втянул в лёгкие колючий морозный воздух, смертельный для обычных людей, и окинул взглядом бескрайние заледеневшие дали. Здесь, под бледно-лиловым небом, где даже горы казались холодными и отстранёнными, мысли текли яснее.
Идея зрел в голове уже давно. Воспоминания Умки, словно кадры из чужого сна, открыли ему одну важную деталь: медведи чувствовали области нулевого давления, на уровне инстинктов, на уровне мышц, на уровне того самого звериного чутья, которое люди давно растеряли в своих бетонных коробках.
И если Умка могла обходить эти аномалии, значит, их можно не просто избегать — их можно изучать. Сергей усмехнулся. Так что у него в голове созрел новый план.
Крас вернулся в пещеру, сбрасывая с плеч налёт ледяного ветра. В воздухе витал знакомый запах мха и медвежьей шерсти — Умка уже свернулась калачиком на своём любимом месте, лениво наблюдая за его перемещениями.
— Ну что, моя белая подопытная, — пробормотал он, устраиваясь рядом, — сегодня пробуем кое-что новенькое.
Осторожно, почти с нежностью, он опустил её массивную голову себе на колени. Его пальцы впились в густую шерсть у основания черепа, найдя то самое магическое место, от которого у медведихи закатывались глаза от блаженства. Умка издала звук, средний между храпом и мурлыканьем, её лапы непроизвольно дёргались в ритме почёсывания.
— Вот так… расслабься… — голос Краса звучал монотонно, почти гипнотически, пока его сознание готовилось к миссии.
В этот момент он активировал эмпатический интерфейс. Паразитики, из его энергокаркаса, перекочёвывали в сознание Умки, мерцая фиолетовым светом. Эти микроскопические шпионы были запрограммированы на деликатнейшую операцию: проникнуть в нейронные пути Умки и расшифровать её врождённые механизмы обнаружения аномалий.
Сергей мысленно настраивал параметры: Цель: выявить нейробиологический триггер предвидения ловушек нулевого давления. Приоритет: безопасность носителя и никакого повреждения медвежьего мозга. Метод: зеркальное копирование бессознательных реакций.
Паразитики, словно рояль интеллектуальной пыли, просочились через энерго барьер и начали свою работу. Крас ощущал лёгкое покалывание в кончиках пальцев — обратную связь от миллионов наноагентов, составляющих карту медвежьего инстинкта.
Умка тем временем лишь блаженно посапывала, совершенно не подозревая, что в её подсознании идёт самая важная разведка в истории их странного союза.
Паразитики возвращались долгие минуты, и когда последний из них растворился в энергокаркасе Краса, данные оказались… разочаровывающими. Сергей ощутил горький привкус поражения, когда нейросхемы в его зрительных долях визуализировали отчёт. Способность предвидеть ловушки нулевого давления была врождённой особенностью вида и состояла из сложнейшего комплекса: Генетически закодированные нейронные пути, уникальная структура мозжечка, электромагнитная чувствительность на клеточном уровне.
И самое главное, способность невозможно воспроизвести искусственно. Ни импланты, ни генная терапия, ни даже прямое нейросоединение не дали бы человеку этого дара. Герой даже удивился откуда у паразитиков такие познания в технологиях и психических воздействиях. Видимо он ещё далеко не всё знал об этих удивительных энергосуществах.
Крас сжал кулаки, ощущая, как ярость смешивается с отчаянием. Он уже готов был швырнуть свой кинжал в стену, когда…Мысль. Резкая. Чёткая. Безумная.
Медленно, почти ритуально, он повернул морду Умки к своему лицу. Его пальцы дрожали — не от страха, а от адреналина открытия.
Крас глубоко вздохнул, его пальцы непроизвольно сжали густую шерсть на загривке Умки. В пещере воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным потрескиванием кристаллов хола.
— Зверюга моя… — его голос звучал непривычно мягко, почти нежно, — за этот месяц ты стала мне… чем-то вроде пушистого ангела-хранителя. Да и ты, кажется, ко мне привязалась.
Умка приподняла голову, её тёмные глаза-бусины внимательно изучали лицо хозяина. В них читалось недоверчивое: «К чему это он?»
— Чёрт, — Крас нервно рассмеялся, — звучит, будто я делаю предложение руки и сердца. Хотя по факту… я предлагаю нечто куда более интимное.
Медведица насторожилась, уловив изменение в его тоне. Её ноздри дрогнули, улавливая запах адреналина, исходящий от человека.
— Короче, я хочу кое-что попробовать. Но тебе это не понравится. Очень. Я постараюсь смягчить эффект, но… — он замолчал, глядя куда-то поверх её головы.
Внезапно его глаза вспыхнули неестественным голубым светом — тем самым, что видели они оба у существ в пустоши.
— Видишь ли, когда те энергетические уроды напали на тебя, они не просто пили твою силу. Они занимались морфизмом — кражей сущностных паттернов. — Его руки начали излучать тот же зловещий голубоватый свет. — А у тебя есть кое-что бесценное… природный детектор ловушек нулевого давления.
— Я знаю, что ты помнишь этот ужас. И мне придётся… ненадолго стать таким же монстром. Но обещаю — я верну тебе всё до капли. Каждую искру. И даже приумножу в будущем. Доверься мне в последний раз…
После этих слов Умка резко вскочила, как будто её ударило током. Её массивное тело метнулось в сторону, и она начала нервно вышагивать по пещере, оставляя глубокие царапины когтями на каменном полу. Глухое рычание, больше похожее на стон, вырывалось из её глотки — звук, полный животного ужаса и предательства.
Крас стоял неподвижно, ощущая через их связь всю гамму её эмоций. Это было не просто нежелание — это был первобытный страх, тот самый, что она испытала, когда энергетический монстр высасывал из неё жизнь. Воспоминания нахлынули волной: леденящее ощущение пустоты, словно тебя разбирают по кусочкам, оставляя лишь холодную, дрожащую оболочку. Но вспомнив, как он поглощал остатки белых медведей и с их помощью лечил Кожи, а потом впадал в ярость от перенятого остаточного гнева диких зверей, герой понял, что таким образом сможет перенять и нечто полезное.
Крас медленно выдохнул, сжимая и разжимая пальцы. В его голосе появилась непривычная нота — не злость, а усталое понимание.
— Ладно, дурында. Если ты скажешь «нет» — забью. Поняла? Не буду упрашивать. Вот только… — он ткнул себя пальцем в висок, — тут у меня инстинкты воют, будто без этой фишки мы оба скоро будем гнить в какой-нибудь ледяной ловушке.
Умка прижала уши, её ноздри дрожали, улавливая запах его пота — страх, решимость и что-то ещё, от чего в животе становилось холодно.
— Я б мог, конечно… — Крас цинично хмыкнул, — вмазать тебе снотворного из запасов и выдрать эту способность, как гнилой зуб. Но тогда, выходит, я ничем не лучше тех светящихся уродов, да? А ещё… есть мёрзкий нюанс. Когда я жру чужую суть — сам становлюсь ненадолго тем, кого сожрал. — На лице появилась кривая ухмылка. — Ну типа, есть шанс, что я бухнусь в медвежью ярость и… — он сделал резкий жест рукой, — разнесу тебя в фарш, даже не осознав этого.