– Дима! - истерически вопит кондукторша, её голос ввинчивается в наступившую вдруг тишину. Растерянный водитель открывает двери, и унылый с разбитой головой сползает на мокрый асфальт. Вараев вываливается следом.
– Андрей, погоди. Да погоди ты, чёрт, тут мужик помирает... Всё, потом! Мужик, ты это... чёрт, куда ж тебя... ты держись, слышишь!
Водитель маячит в дверях кабины, обеими ладонями нервно приглаживая волосы. Кто-то выбирается наружу, осторожно обходя скрюченное тело. Вараев растерянно смотрит снизу вверх, натыкается на блестящие от любопытства глаза, вздрагивает, опускается возле унылого, приподнимает ему голову, не замечая, что на руках остаются черные и алые пятна.
Телефон целую вечность приглушённо верещит из кармана, потом умолкает. Вараев спохватывается:
– Алло, скорая!
Моросящий дождь размывает кровь. Людской ручеёк течёт через от замершего троллейбуса к остановке. Кое-кто косится на тело, выражения лиц - от "не повезло" до "слава богу, не я". Но большинство отворачивается. Давешний тип в светлом плаще некоторое время топчется на разделительной полосе.
Пробка рассасывается.
Вараевский телефон бесконечно звонит.
Когда подъезжает скорая, Вараев поднимает со ступенек крапчатую тетрадь и засовывает плюгавому в широкий карман куртки.
– Вы родственник? - устало спрашивает санитар.
– Нет.
– А...
Дождь заканчивается. Далеко впереди, где обочины должны сойтись в точку, виден неожиданно яркий просвет между тучами. Скорая, разбрызгивая лужи, мчится по освободившейся полосе.
Вараев ещё некоторое время стоит возле троллейбуса. У него лицо человека, который забыл что-то важное. Телефон продолжает дребезжать. Наконец, Вараев достаёт его из кармана, некоторое время смотрит на экран, потом на свои вымазанные в крови ладони. И решительно выключает аппарат.
Он разворачивается и по лужам быстро идёт к метро.