– Я тебе не верю.
– Пойдем, ты все увидишь сама.
Мы идем по ступенькам, держась за руки. Сейчас мы навестим кролика Банни и Санта-Клауса. Она не в силах себя контролировать и хихикает, что довольно мило. Мы будем часами заниматься любовью на шикарной кровати, а потом я подарю ей кольцо моей бабушки с бриллиантом в три карата. Или, может, Бетти Линн думает, что я веду ее в хозяйскую спальню, чтобы показать огромный гардероб. Уложить ее на шелковые простыни, украсить бледные щеки лепестками роз и прочитать на французском «Цветы зла» Бодлера. С другими я такое проделывал.
Перед дверью спальни я делаю паузу, растягивая момент. Я тоже тихонько хихикаю, что меня самого изумляет. Она пододвигается ближе, словно я могу взять ее на руки и перенести через порог. Я открываю дверь и подаю ей руку, проводя сквозь серые тени к телам на кровати.
На секунду можно подумать, что на матрасе сложены рядышком еще дергающиеся куски расчлененных трупов.
– Я женюсь! – говорю я своим братьям.
Они спрыгивают с кровати – первой вперед выдвигается огромная сросшаяся голова, за ней следуют три туловища и круг хилых кривых конечностей.
– О господи Боже мой, – шепчет Бетти Линн слабым голосом, – спаси мою душу. Мама, мама, ты никогда не рассказывала мне…
Себастьян, который презирает и ненавидит все вокруг, с помощью трех языков выплескивает на нее свой яд.
– Убирайся отсюда, бессмысленная тупая пизда.
Они начинают тихо смеяться и слушать этот напоминающий флейту звук – как слушать хор больных детей.
Я вытаскиваю кошелек и выгребаю достаточно денег для оплаты аборта. Протягиваю ей горсть купюр, но она убегает, не взяв ничего.
Слабый смех сопровождает Бетти Линн, пока она спотыкаясь несется вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки.
Жуткие стоны рвутся из са́мой ее глубины. Она прокусила язык, и капли крови падают на ступеньки. Она ударяет по своему немного дряблому животу в надежде убить создание внутри себя, пока оно не выросло в такое.
Пока оно не стало мной.
КОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ, Фред уже отказался от идеи делать документальный фильм и теперь хочет снимать порно с Доди Кутс и Драбсом Бибблером в главных ролях. Он еще не познакомился с Драбсом, но, наверное, видел его голым и плачущим на проселочной дороге, с членом, трепещущим на ветру. Как ни печально признавать, но такой фильм, наверное, и впрямь зашел бы на рынке любительских видео.
– И о каких деньгах идет речь? – спрашивает его Доди. Она ловит мой взгляд, делая вид, что шутит, но я уверен, она всерьез обдумывает эту мысль.
– Зависит от числа и разнообразия сцен.
Фреду, который всегда занят серьезными мыслями, приходится учитывать свою целевую аудиторию. Рынок извращенцев не так велик, как у стандартной порнушки, снятой в Ван-Найсе, но за что-то впрямь оригинальное они готовы платить намного больше. Если бы он смог поставить камеру в нашей спальне, выставить нужный свет, не пользуясь на этот раз фильтрами, и найти правильный ракурс…
– Могут они эякулировать? – спрашивает он.
– Кто? – переспрашивает Доди.
– А как ты думаешь? Тройняшки. Могут они эякулировать?
– Блин, что за вопрос?
– Честный вопрос, – говорит он. – Господи, у них один лоб на троих. Я просто полюбопытствовал.
– Да, могут. Теперь ты получил ответ.
– Чудесно. Значит, мы сможем заработать. Их по факту трое. Потянешь?
Фреда совершенно не смущает, что он ведет такие разговоры прямо передо мной, в моем собственном доме, и с такой широкой ухмылкой, что мне видны его сгнившие коренные зубы, не до конца прикрытые верхним мостом.
От них несет ромом. Сара пьяна, а с кокаином это плохо сочетается. Она так сильно сдвигает брови, что в межбровную морщину можно воткнуть гвоздик и тот не выпадет. Громко бормочет имена, брызгая слюной как кошка.
Фред полон свежей идеей продвинуться на поприще независимого создателя порнороликов: есть уроды, групповуха, несовершеннолетняя штучка из собачьей дыры, которой достаточно завязать хвостики, и каждый дополнительный элемент поднимет цену творческого продукта. Что еще добавить? Он оглядывает комнату и делает пару нетвердых шагов по направлению к камину. Пытки кочергой? Выжигание клейма? Фред смотрит на Сару. Та достаточно обдолбана, чтобы не заметить, если он потащит ее в темную комнату в постель с мутантом.
Он садится, мелко дробит заначку и втягивает в себя несколько дорожек кокаина с ручного зеркальца, а остаток предлагает девушкам. Каждая нюхает достаточное количество, чтобы в должной мере подморозить центры высших мозговых функций. Меня удивляет, что Доди тоже нюхает кокаин. Она начинает хихикать, любуясь пылинками, парящими в солнечных лучах. Болотное колдовство матери не могло подготовить ее к такому, и в груди у нее нарастают рыдания. На щеках и шее проступают красные пятна, и она пододвигается ближе к Саре. Ситуация меня одновременно возбуждает и раздражает, я чувствую себя загнанным в угол.